Праздник Вознесения Господня - один из великих праздников христиан. Праздник Вознесения установлен в честь события Вознесения Господа нашего Иисуса Христа на небо. Само событие Вознесения произошло, как свидетельствует Евангелие, на сороковой день после Пасхи. Поэтому, праздник Вознесения всегда приходится на четверг шестой недели после Пасхи.

В этот праздничный день, в Кафедральном Соборе во имя Святых первоверховных Апостолов Петра и Павла города Клинцы была совершена Божественная Литургия, которую возглавил Епископ Клинцовский и Трубчевский Сергий. Владыке сослужили секретарь Клинцовского епархиального управления протоиерей Василий Воликов и духовенство Собора.

Богослужение в этот праздничный день сопровождалось сурдопереводом на язык жестов для слабослышащих прихожан - в Соборе работала епархиальный переводчик Александра Анехова.

Вознесение Господа Иисуса Христа - это завершение Его земного служения. Победив смерть как страшное последствие греха, и тем самым дав каждому человеку возможность воскреснуть, Христос показал, что возможно и большее обожение человеческого тела. Ведь Спаситель вознесся, будучи в человеческом теле, и этим вознес человеческую природу. Как отмечал святитель Григорий Палама, Вознесение Господне принадлежит всем людям - все воскреснут в день Его Второго пришествия, однако вознесены, "восхищены на облаках", будут только те, кто "распяли грех через покаяние и жительство по Евангелию".

Но присутствует в этом празднике и какая-то легкая грусть. Ведь речь идет о том, что Иисус в своём земном обличии покидает землю. Но, слушая в этот день церковные песнопения, мы не ощущаем покинутости и одиночества. Наоборот, богослужение в храме, молитва, говорит о вездесущии Господа в нашем мире, который пронизан присутствием Божьим. Мы ощущаем его во всем: и в весеннем утре, и в радостном щебете птиц, и в лучах солнца, и в отблеске свечи у иконы, и в церковном песнопении, в молитве, и в том добром деле, что кто-то сейчас совершает, и просто в улыбке встретившегося нам человека. Святому Ефрему Сирину, принадлежат такие слова, касающиеся праздника Вознесения: "Отрезвись сколько-нибудь, человек, приди в себя и, как разумный, познай, что для тебя пришел с неба Всевышний Бог, чтобы с земли вознести тебя на небо".

И потому, обращаясь к многочисленным православным, пришедшим в этот день на праздничную Литургию, Его Преосвященство уделил особое внимание тому, как мы должны жить, чему уделять внимание в своей жизни и особенно в молитве, когда обращаемся к Богу нашему.

" И мы с вами, пока живем на земле, скорбим от болезней, от злых людей и от многого другого в этой земной жизни. Поэтому Господь и зовет нас к себе. Он ведь обещал взять нас к себе по окончании земной жизни, взять каждого верного своего слугу, когда закончится его земной путь. Мы живем этим обещанием радости встречи с нашим небесным Отцом. Мы с вами сегодня совершили нашу общую молитву, обратились к Господу со своими радостями, скорбями, печалями, болезнями. Вознесли ему во время торжественной службы свои малые человеческие нужды и просьбы. И тот, кто действительно открыл перед Господом свое сердце, тот обязательно получит просимое. Вот и будем всегда возносить свое сердце к Христу, быть добрыми, послушными детьми своего небесного Отца, и Господь и здесь, на земле, будет утешать нас своей благодатью и бесконечно всегда будет с нами".

Солнце клонилось к закату. Мягкий, золотисто-медовый свет последних его лучей окутывал облупившиеся стены домов маленького турецкого городка, на миг наполняя его теплом и уютом. Давно уже смолкли протяжные крики муллы с вершины минарета: „Алла-а-ах акба-а-ар!..“, и жители города, сладко потягиваясь, вздыхая и перебирая четки, усаживались за маленькие круглые столики кофеен, чтобы за беседой и чашками крепкого кофе отдохнуть от забот и одуряющей дневной жары. С моря, невидимого за домами, доносилось прохладное дыхание бриза: в городок пришел вечер.

Немолодой чернобородый человек с задумчивым лицом, греческий священник о.Петр Фотиадис, медленно шел по улице, не обращая внимания на удивленные взгляды, которые завсегдатаи кофеен и редкие прохожие бросали на его рясу и камилавку. За год, проведенный им при греческом посольстве в Анкаре, отец Петр успел привыкнуть к этим взглядам, то изумленным, то любопытным, а порой и откровенно враждебным. Что ж, в этом не было ничего удивительного: ведь он находился в мусульманской стране, где бoльшая часть жителей видела православного священника, в лучшем случае, на картинке.

В мусульманской стране… Да, все вокруг, казалось, ясно говорило об этом: и возвышавшийся над городом грязно-белый минарет, и крики муллы, и наглухо закутанные широкими платками женщины, и турецкие вывески кофеен и магазинов. И все же было в этом совершенно чужом отцу Петру черноморском городе, где он был лишь проездом, что-то необъяснимо знакомое и родное. Что-то неуловимое крылось в очертаниях этих старых домов с облезающей штукатуркой и во всем облике города. Он, казалось, хранил какую-то тайну, скрывал свою истинную душу под турецкими вывесками и звуками турецкой речи, ревностно оберегая эту тайну даже от собственных жителей, подобно тому, как греческие девушки времен турецкого ига скрывались за плотными ставнями окон от нескромных взглядов захватчиков.

Да, теперь отец Петр вспомнил - и знакомый облик города перестал казаться ему странным. Ведь еще совсем недавно - ибо что такое для истории восемьдесят лет? - во всех этих домах жили греки. Греческая речь и греческие песни раздавались тогда на этих улицах; женщины не закрывали лиц; по вечерам в кофейнях, перебирая янтарные и кипарисовые четки, сидели седоусые греческие старики в шароварах и узорных жилетах; и не крики муллы, а звон церковных колоколов будил город по утрам. Греки построили этот город, греки жили в нем вот уже много веков, любили его и не видели причин для перемен - но ничто не вечно на грешной земле. Кровавая буря 1922 года, когда приспешники Кемаль-паши безжалостно расправлялись с брошенными своей страной на произвол судьбы греками Малой Азии, с корнем вырвала греков городка из родной земли и разбросала по бескрайним горам и пустыням Анатолии. Одни из них были убиты головорезами Кемаля, другие, не выдержав мук и лишений пути, умерли по дороге в турецкие лагеря смерти, третьи погибли в самих лагерях. Те немногие, кому удалось спастись, бежали в Грецию, Россию, Армению. Но и там, вдали от ужасов резни, многие из них тихо, но быстро угасали, сжигаемые изнутри неизбывной тоской по навсегда потерянной родине…

Это было восемьдесят лет назад. Многое изменилось здесь с тех пор. Новые хозяева: турки, боснийцы, лазы, - пришли и поселились в старых, осиротевших домах, смыв с порогов и каменных плит дворов кровь и пепел. Ничего, казалось, не осталось от прежних жителей города, и самая память о них угасла, навеки похороненная в безымянных, безвестных могилах где-то на равнинах Анатолии. И все же, несмотря ни на что, город помнил. Память о греках - первых и истинных хозяевах этой земли - продолжала жить в нем незаметно, тихо, прикровенно. Город помнил; город ждал; может быть, город надеялся? И в наступающих сумерках отцу Петру почудились неслышные шаги ушедших людей, отголоски позабытых песен и тихий плач ангелов из разоренных церквей…

. . *** .

Отец Петр молча сидел у открытого окна гостиничного номера и смотрел на темнеющие улицы. Завтра он должен был уехать и из этой гостиницы, и из этого городка, чтобы продолжить паломничество по святым местам турецкого Черноморья - Понта, как, начиная с глубокой древности, называли его греки. Почему-то отцу Петру было грустно расставаться с городком. Странно, ведь он не успел провести здесь и двух дней. А впереди его ждал знаменитый монастырь Богородицы Сумелaсской, гордость и слава прежнего Понта. Сколько святых подвижников, сколько чудес видел когда-то этот монастырь! Теперь же он был заброшен, и лишь ветер гулял по давно опустевшим кельям…

Отец Петр вздохнул и снова посмотрел на улицу. Там было уже совсем темно. И неожиданная горечь захлестнула его: неужели такая же ночь, беспросветная и бездуховная, навсегда воцарилась на земле древнего Понта, давшего миру стольких святых? Неужели не осталось христиан на этой земле, политой кровью мучеников? И почему, почему?

„Мы прогневили Тебя, Господи. Прогневили гордостью и маловерием. Но неужели не осталось здесь никого, кто помнил бы имя Твое?“

Давно пора было читать вечерние молитвы. Отец Петр задернул занавески, опустился на колени перед стоявшим на столе складным образом Богородицы, открыл молитвенник и перекрестился. „Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа…“

Неожиданно в дверь постучали. Удивленный, отец Петр нехотя прервал молитву и поднялся с колен. Кто мог прийти к нему здесь, в чужом городе?

Войдите!

Дверь медленно, без скрипа, отворилась. На пороге комнаты стоял юноша лет двадцати пяти, худой и горбоносый, одетый в темную рубашку и старые, вытертые на коленях штаны. Несколько секунд он стоял молча, словно не решаясь заговорить, и лишь судорожно комкал рукав рубахи.

Эфенди (господин), - произнес он, наконец, и отец Петр порадовался про себя тому, что не поленился выучить турецкий еще перед отъездом в Анкару. А юноша, плотно прикрыв за собой дверь, продолжал шепотом:

Эфенди, я знаю, вы из Греции… Вы христианский священник… - его голос чуть дрожал, выдавая сильное волнение. - Прошу вас, пойдемте со мной. Мы… я… - он запнулся. - Срочно нужна ваша помощь. Очень прошу вас, эфенди! - его голос был почти умоляющим. Но, видя, что удивленный священник собирается что-то сказать, юноша поспешно приложил палец к губам.

Нет, нет, эфенди, ничего не спрашивайте. Пожалуйста, ничего! Поверьте мне, это очень важно!

Отец Петр колебался. Идти ночью, в чужой стране, с совершенно незнакомым ему человеком - куда и зачем? Кто знает, какая опасность может подстерегать его здесь, в турецком городе?

Но в следующую минуту отец Петр устыдился своих мыслей. Какой-то голос, строгий и решительный, послышался ему: „Для чего ты принимал сан? Не для того ли, чтобы нести людям свет и любовь Христовы? Это твой долг, и ты дашь за него отчет Тому, от Кого получил благодать“.

Отец Петр больше не раздумывал. Он молча кивнул, надел камилавку и, сам не зная почему, поднял с пола небольшой чемоданчик. В этом чемоданчике лежали епитрахиль и антиминс - отец Петр взял их с собой в путешествие, чтобы отслужить в Трапезунде Литургию для нескольких сотрудников греческого консульства. Теперь же что-то подсказывало ему, что эти вещи могут пригодиться и сейчас. Он еще раз кивнул юноше и, по-прежнему не говоря ни слова, вышел из комнаты вслед за ним.

*** .

Они ехали по темным, притихшим улицам города на допотопном облезлом автомобиле, в котором что-то все время дребезжало и подрагивало, словно машина готова была развалиться. Юноша, напряженный и сосредоточенный, вел автомобиль молча, почти не оглядываясь на своего пассажира, и это молчание начинало уже тяготить отца Петра.

Как вас зовут? - решился он, наконец спросить своего попутчика.

Ахмет, эфенди, - коротко ответил юноша и опять умолк. Прежде чем ответить, он немного помедлил, словно в нерешительности, и это не ускользнуло от отца Петра. „Наверное, настоящее имя другое“, - почему-то подумал он и больше ничего не спрашивал, хотя неясное беспокойство уже начинало шевелиться где-то в глубине его сознания: что-то слишком долго они едут…

Вдруг машина запрыгала по ухабам - они выехали за город. Теперь отец Петр забеспокоился по-настоящему: что им может быть нужно в таком глухом месте?

Он уже собирался снова заговорить с Ахметом, как вдруг машина резко затормозила. Юноша повернулся к отцу Петру и, неожиданно улыбнувшись, почтительно сказал:

Приехали, эфенди.

Они вышли из машины. Перед ними стоял небольшой, окруженный редким забором одноэтажный домик с плоской крышей и белыми занавесками на темных окнах. Вид этих занавесок почему-то успокоил отца Петра. Ему опять стало стыдно за свои недавние страхи.

„Да будет воля Твоя, Господи“.

В доме было совершенно темно. Ахмет толкнул дверь - она оказалась незаперта - и жестом пригласил отца Петра следовать за собой. Войдя в дом, юноша опустился на корточки, несколько секунд пошарил в темноте на полу - и вдруг в глаза отцу Петру ударил свет: перед ним открылся вход в подпол. Там, внизу, наверное, горела лампа. Ни о чем не спрашивая, отец Петр спустился вслед за Ахметом в подвал по скрипучей деревянной лестнице.

Он не сразу понял, где находится. Прямо посередине подвала стоял большой деревянный стол, и на нем - неяркая лампа. А оттуда, из-за стола, из глубины подвала, на отца Петра с благоговейным страхом и восторгом смотрели десятки человеческих глаз, отражавших свет маленькой лампы.

Молчание длилось несколько мгновений. В следующую секунду стоявшие у стола люди: мужчины, женщины, дети, - с громким шепотом „Эфенди!“ бросились к отцу Петру, протягивая сложенные ладони за благословением. Какая-то дряхлая, сгорбленная, наглухо повязанная черным платком старушка уронила палку, опустилась на колени и, сотрясаясь от беззвучных рыданий, поцеловала край его рясы.

Все еще ничего не понимая, отец Петр оглянулся на Ахмета. А тот, с прерывающимся от волнения голосом, вдруг горячо заговорил на странной смеси греческого и турецкого:

Эфенди, мы не турки… Мы - ромeи! Не мусульмане, христиане! Мы - ромеи…

Люди вокруг незаметно притихли, лишь Ахмет говорил, говорил горячо и сбивчиво, иногда с трудом подбирая греческие слова. И отец Петр в изумлении слушал удивительную и горькую повесть христиан катакомб…

Да, они были не турками, а „ромеями“ - греками, потомками тех, прежних жителей города. Восемьдесят лет назад, в кровавой неразберихе 1922 года, нескольким семьям удалось спастись от смерти и остаться на родине, назвавшись турецкими именами. Кроме них, здесь не осталось никого из прежних жителей, и некому было выдать их туркам. С тех пор для них и их потомков началась двойная жизнь. Открыто, на улицах и на работе, они носили турецкие имена: Ахмет, Омер, Хасан, Айша, - и говорили друг с другом по-турецки. Никто не видел, чтобы они ходили в мечеть, но со времен западника Ататюрка подобные „вольнодумцы“ уже давно не вызывали ни у кого подозрений. И никто, кроме них, не знал, что изнутри к их одежде приколоты православные крестики, что по ночам, когда жизнь вокруг замирает, они достают из тайников иконы и долго молятся, вздрагивая и боясь услышать внезапный стук в дверь; никто не знал, что между собой они называют друг друга „Николай“, „Александр“, „Анастасия“ и „Елена“; что в подвалах домов они крестят своих детей „во имя Отца, и Сына, и Святого Духа“, учат их говорить на странном языке „ромeйка“ и рассказывают им о Христе, Богородице, церковных службах - все, о чем они сами слышали когда-то от стариков. Они знают друг друга в лицо, помогают друг другу - но никто, кроме них, не должен даже догадываться об их вере. Слишком много слышали они о турецких тюрьмах, куда неугодных - христиан и курдов - сажают по ложным обвинениям, и откуда мало кто возвращается. Тайные христиане - одни из последних, кто помнит в Турции о Христе. Если они погибнут, кто научит их детей чтить Господа, кто вырастит их христианами-греками, а не мусульманами-турками? Нельзя дать погаснуть лампаде…

Отцу Петру вспомнилось все, что он читал когда-то о первых христианах - и одновременно в памяти всплыли слышанные им еще в Греции рассказы, скупые и неясные, о тайных христианах Турции. Все это ожило сейчас перед ним, обрело плоть и кровь…

И в других городах есть христиане? - спросил он неожиданно охрипшим голосом.

Ахмет - нет, его звали Анатолием, - кивнул.

Да, много. Трапезунд, - он махнул рукой, - Синоп, Смирна… Весь Понт, вся Анатолия…

Отец Петр стоял молча. Что мог он сказать? Чем мог помочь этим людям, рискующим жизнью ради Света?

Что я могу для вас сделать? - произнес он наконец.

В то же мгновение десятки взоров обратились на него: в них была мольба.

Эфенди, - тихо сказал Анатолий, - отслужите нам… - он запнулся, вспоминая трудное слово, - отслужите нам Литургию… Мы не знаем, что это такое, но старики говорили, что это очень важно для христианина… Они говорили нам о…, - он опять запнулся, - о при-час-тии. У нас есть хлеб и вино…

Отец Петр снова увидел обращенные на него взгляды: люди молча, боясь дышать, ждали его решения.

„Боже мой, Боже, я, недостойный, должен служить Литургию - для мучеников!“

Он оглянулся вокруг. Седоусые морщинистые старики, сгорбленные старушки в черном, молодые мужчины с загрубелыми от работы руками, застенчивые и робкие женщины и девушки в стареньких платьях, дети и подростки, не по-детски серьезные - все они были христианами, все молчаливым криком души умоляли его о капле живой воды. И он должен был дать им напиться.

Отец Петр улыбнулся и кивнул. Люди вокруг радостно вздохнули и заулыбались в ответ. И сердце отца Петра сжалось при мысли, что для всех них это должна была быть первая и, быть может, последняя в жизни Литургия…

Он раскрыл чемоданчик, и взгляд его упал на епитрахиль.

„Наверное, я должен сначала исповедовать их… Но ведь их несколько десятков, и никто из них не исповедовался еще ни разу в жизни! А времени в обрез: нужно успеть вернуться затемно…“

Отец Петр задумался на минуту - и вдруг вспомнил все, что читал когда-то о древнем обычае общей исповеди. Сейчас, кажется, другого выхода не было…

Он надел епитрахиль, повернулся к людям и произнес громко, чтобы слышали все:

Я отслужу для вас Литургию. В конце ее вы примете Святое Причастие, Тело и Кровь Христовы под видом хлеба и вина, а это значит, что Сам Христос войдет в вас. Но прежде чем принять Его, вы должны подготовить себя к Его приходу - очиститься от грехов, от всего, что вы когда-то сделали дурного. Называйте вслух свои поступки и мысли, в которых вы раскаиваетесь, за которые вам стыдно. Сам Христос слушает вас сейчас. Признайтесь Ему во всем, просите у Него прощения, и Он простит и очистит вас. Вспомните: может быть, кто-то из вас обидел другого человека? Может быть, желал ему зла? Может быть…

Отец Петр говорил, и люди сначала тихо и нерешительно, а потом все громче и громче начинали называть грехи вслед за ним. Вскоре все говорили уже в полный голос, не стесняясь других. Да и зачем было им стесняться, если никто здесь не слушал сейчас другого: каждый говорил о себе, стараясь ничего не забыть. По щекам многих женщин текли слезы, оставляя блестящие дорожки на смуглой коже. И хотя отец Петр не понимал почти ничего из быстрой, сбивчивой турецкой речи исповедников, его это не тревожило: достаточно было взглянуть на их лица, чтобы понять главное.

Долго, почти час, продолжалась эта исповедь. Наконец, дождавшись, пока все утихнут, отец Петр простер епитрахиль над головами людей и прочел разрешительную молитву. Затем, сказав еще несколько слов о Литургии и Причастии, он шепотом дал кое-какие указания Анатолию и, пройдя сквозь почтительно расступившуюся толпу, покрыл шершавый деревянный стол антиминсом. Вскоре в полутемном подвале громко раздались слова, которых вот уже восемьдесят лет не слышала эта земля:

Благословенно Царство Отца, и Сына, и Святого Духа…

Снова, как и многие века назад, христиане Понта собрались на тайную Евхаристию…

*** .

Снова та же дорога, те же ухабы, та же старая, дребезжащая машина. Снова так же молчит водитель - смуглый горбоносый юноша, Ахмет-Анатолий. Но что-то изменилось для отца Петра - изменилось бесповоротно, навсегда.

Усталый, он закрыл глаза - и снова встали перед ним лица греков-„ромеев“, христиан турецких катакомб: мужчин, детей, женщин. Снова услышал он слова благодарности, с которыми они целовали его руки, снова раздался в ушах их шепот: „Не забывайте нас, эфенди… Молитесь о нас…“

Он не забудет ничего. Ибо где бы ни оказался теперь отец Петр Фотиадис, православный священник из Фессалоник, он будет не один. Незримо будут стоять рядом с ним тайные христиане турецкого городка; он будет видеть их взгляды и слышать их тихий шепот: „Не забывайте нас…“

Машина остановилась.

Приехали, эфенди.

Долгим взглядом посмотрел отец Петр в темные глаза Анатолия. Доведется ли им когда-нибудь еще встретиться здесь, на земле?

И снова, как в начале этой ночи, отец Петр тихо спросил:

Что я могу сделать для вас?

Анатолий ответил не сразу. Несколько мгновений прошло в молчании. Наконец юноша наклонился, поцеловал руку отца Петра и прошептал:

Не говорите о нас никому, эфенди… Молитесь о нас…

Дверца машины захлопнулась, и Анатолий нажал на газ. Отец Петр проводил взглядом удалявшуюся машину, пока она не скрылась за углом, и медленно побрел к двери гостиницы.

Праздник Вознесения в Православной Церкви отмечается на 40-й день после Пасхи, этот день всегда приходится на четверг, и относится к двенадцати важнейшим христианским праздникам, наряду с Рождеством, Крещением, Преображением, Успением и др.

Православная Церковь вспоминает в этот день евангельские события связанные с последним моментом пребывания Христа на земле по Его Светлом Воскресении.

Приближался праздник еврейской Пятидесятницы, и ученики Христа возвратились из Галилеи в Иерусалим. В сороковой день Христос явился апостолам в Иерусалиме и вывел их из города на гору Елеонскую, где Он повелевает им не отлучаться из Иерусалима, и произносит обетование о ниспослании Святого Духа. Затем, Он благословляет апостолов и возносится на небо.

«Что же значит Вознесение? Это расставание? Остались ли люди на земле одни, как и прежде? Навещены - и вновь оставлены? Однако прощальная страница Евангелия совсем не так печальна. Она наполнена не плачем разлуки и не прощальными словами. Скорее Христос отрицает Свой уход, предупреждает, чтобы Его не считали отсутствующим: "Се, Я с вами во все дни до скончания века" (Мф. 28, 20).», напоминает известный богослов диакон Андрей Кураев .

Ученики поклонились возносящемуся к Отцу Своему Богочеловеку и "возвратились в Иерусалим с радостью великою". Все они единодушно пребывали в молитве в храме, прославляя и благодаря Бога. С ними были некоторые жены и Богородица. В эти дни апостолы, помолившись, выбирают по жребию из других учеников Христовых двенадцатого апостола Матфия, на место погибшего Иуды-предателя.

В Великую Субботу
(по Евангельскому чтению)

Митрополит Ташкентский и Среднеазиатский Владимир (Иким)

И приблизившись Иисус сказал им: дана Мне всякая власть на небе и на земле:
итак идите, научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святого Духа.
(Мф. 28:18-19)

Во имя Отца и Сына и Святого Духа!

Возлюбленные о Господе братья и сестры!

В Великую Субботу , когда все полны ожидания благословенного события - преславного воскресения Господа нашего Иисуса Христа, Евангельское чтение за Божественной Литургией повествует нам о тех незабываемых моментах, когда люди узнали о воскресении Господа (см. Мф. 28:1-20 ). Мы внимаем словам Святого Евангелия, и сердца наши все больше и больше начинают преисполняться ликующей пасхальной радостью, которая вот уже совсем близко, на пороге. Еще немного, и все мы с вами будем иметь возможность приветствовать друг друга с наступлением великой радости. Наберемся же терпения и духовных сил, чтобы дождаться этого светозарного мига. Будем молиться, будем славословить Бога за то, что Он дает нам возможность еще раз пережить это незабываемое событие.

По прошествии же субботы, на рассвете первого дня недели, пришла Мария Магдалина и другая Мария посмотреть гроб - так пишет евангелист Матфей о тех незабываемых часах и минутах. Только забрезжил рассвет. Женщины с благоговением подошли к гробу Божественного Учителя. По случаю субботнего дня они оставались дома и не ходили ранее ко гробу, куда рвалось их сердце, чтобы отдать последний долг любимому Господу. Обычно у иудейского народа родственники и друзья посещали гробницу покойного именно на третий день после его смерти, чтобы удостовериться, что усопший действительно мертв. Женщины шли, еще не зная, что гроб запечатан большим камнем и к нему приставлена стража. Впрочем, если бы они даже знали это, ничто не могло остановить их любящие и тоскующие по усопшему Спасителю сердца.

Апостол Матфей подробно описывает нам последующие события: и вот, сделалось великое землетрясение: ибо Ангел Господень, сошедший с небес, приступив, отвалил камень от двери гроба и сидел на нем. При этом стража, охраняющая гроб, сделалась неподвижной - стерегущие пришли в трепет и стали как мертвые. Вид небесного посланника был столь лучезарным и ослепляющим, что поразил людей до глубины души. Именно он, этот светозарный Ангел, сказал потрясенным ученицам Христовым: не бойтесь, ибо знаю, что вы ищете Иисуса распятого; Его нет здесь; Он воскрес, как сказал; подойдите, посмотрите место, где лежал Господь. Это была первая весть о воскресшем Господе, переданная преданным и верным Христу женщинам, которые, быть может, гораздо более мужчин могли прочувствовать всю глубину этого момента, ярче сострадать и полнее сопереживать.

Так наглядно, доступно и понятно разрешается глубочайшая, всеобъемлющая проблема жизни и смерти, несущая огромный богословский и философский смысл: Его нет здесь; Он воскрес, как сказал. Совершилось! И самое главное заключается в том, что сказанное Ангелом не показалось женщинам, слушавшим его благую весть, чем-то фантастическим и несбыточным. Напротив, они тут же возрадовались, возликовали и уверовали, что так на самом деле и есть, что по-другому просто не могло быть, потому что слышали о будущем воскресении от Самого Божественного Учителя. Ведь прежде всего Господь, еще при земной Своей жизни, уверил их и апостолов, что так будет. И далее, как мы слышали, женщины стали благовестницами , которые со страхом и радостью великою побежали возвестить ученикам Его, рассказать людям о чуде воскресения Господа. Тогда же, по дороге, неописуемой наградой за любовь их стало для них явление воскресшего Спасителя, обратившегося к ним с приветствием: радуйтесь!

Вот Он, их любимый Учитель! Стоит перед ними, живой, нетленный, восставший из гроба, победивший смерть. Естественным порывом любящих женщин, узнавших Господа Иисуса по одному только слову, было приблизиться к Нему. Потому-то они ухватились за ноги Его и поклонились Ему. Так Сыну Божиему впервые от людей были возданы Божеские почести. А Господь сказал им, повторив слова Ангела: Не бойтесь; пойдите, возвестите братьям Моим, чтобы шли в Галилею, и там они увидят Меня.

Естественно, первосвященники и фарисеи не могли признать факт воскресения Господа, даже когда оно свершилось. Чтобы скрыть истину, они подкупили стражу и заставили воинов говорить заведомую ложь о том, что ученики выкрали тело Иисуса: и пронеслось слово сие между иудеями до сего дня. Так неправдой был прикрыт позор неправедного распятия безгрешного Господа. И этой неправдой до сих пор живут те, кто не верят в Бога, не верят в Иисуса Христа и отрицают Его воскресение.

Но когда одиннадцать учеников узнали о свершившемся величайшем событии, они, конечно же, поспешили в Галилею, как указал Господь: и, увидевши Его, поклонились Ему; а иные усумнились. Упоминание евангелиста Матфея о иных дает нам право предположить, что последователей Христа, поспешивших в Галилею, было гораздо больше, чем одиннадцать. И именно эти иные усомнились, потому что им еще не было открыто то, что было открыто апостолам, которые никак не могли сомневаться в истине. И тогда Господь наш Иисус Христос, приблизившись к людям, впервые являет Новый Завет во всей его полноте на земле: дана Мне всякая власть на небе и на земле. Отныне преграда между Богом и людьми уничтожена, а Христос занял надлежащее Ему от сложения мира место. И ученики, облеченные новой властью и силой, должны были теперь действовать так, как Господь им повелел, крестить все народы во имя Отца и Сына и Святого Духа, соблюдать все те заповеди, которые принес в мир Сын Божий. И за это Спаситель дал всем христианам самое благословенное обетование, возвестив: Я с вами во все дни до скончания века. На этой победной, торжествующей ноте завершается Святое Евангелие от Матфея, которое мы с вами слышали сегодня.

Возлюбленные о Господе братья и сестры! Воскресший Господь, явившийся перед Своими учениками, совершил три важные вещи, о которых мы должны сегодня побеседовать. Он заверил апостолов в данной Ему власти. Насколько необходимо было для них это заверение? Да, они и до этого знали, что Иисус Христос есть Сын Божий, пришедший спасти род человеческий. Но, пережив страшные события, когда Господь был предан, претерпел муки и страдания, был распят, принял смерть на кресте и был погребен во гробе, - пережив все это, даже верные ученики не могли не поколебаться, не засомневаться. Ведь, вспомним, они убоялись, разбежались, оставили своего Божественного Учителя одного перед лицом явной опасности. Даже, казалось бы, Петр, такой преданный и убежденный, которого Сам Господь называл «камнем», и он трижды за одну ночь отрекся от Христа, испугавшись за собственную жизнь. Почему так получилось? Потому что вера апостолов в то время не была достаточно крепкой и непреклонной. Но преславным Своим воскресением Господь упрочил эту веру, поднял ее на недосягаемую высоту. И, конечно же, им надо было ощутить торжество Его Божественной власти, которая на небе и на земле была неоспорима. Потому что с этого момента они становились не только учениками Его, но и чадами Божиими, познав, что все отныне было во власти Того, Кто умер и победил смерть. Христос воскрес, принеся надежду и уверенность на всеобщее воскресение всем людям.

Далее, как мы слышали, братья и сестры, Господь дал ученикам Своим ответственное поручение. Он послал их возвестить всему миру, всем странам и народам благую весть, проповедовать Новый Завет. Другими словами, поручил ученикам раскрыть людям истину воскресения Своего и привести их к Богу. Какая глобальная задача! Естественно, для простых рыбаков, скромных галилеян, она могла показаться невыполнимой. Сердца их вострепетали от ответственности и боязни не справиться, подвести Спасителя. Ведь получалось, что они, простые и скромные люди, были посланы для покорения всего мира Христу! От услышанного у некоторых из них вполне могли поникнуть сердца. Слишком трудно! Но Господь тут же дал им и всем нам, братья и сестры, самое великое и благодатное обещание: быть с нами во все дни до скончания века. А с Господом даже самые величайшие задачи, конечно же, могут быть спокойно решены. Ибо то, что не в состоянии совершить люди, совершит Сам Бог. И как же радостно ощущать в жизни своей Божественное присутствие! … Все готово; приходите на брачный пир (Мф. 22:4). Все приготовил для нас Господь! Святитель Кирилл Александрийский пишет: « Приготовил Бог и Отец во Христе превосходные дары миру - отпущение грехов, общение Духа Святого, благодать усыновления, Царство Небесное. Ко всему этому Христос словом Евангельским приглашает всех ». Возрадуемся же и последуем за воскресшим Господом и Спасом нашим. Аминь.