(Корзинкин Анатолий Алексеевич)

После окончания общеобразовательной школы и Донецкого музыкального училища в 1967-1972 гг. обучался по классу скрипки в Донецком государственном музыкально-педагогическом институте и параллельно стажировался в Московской государственной консерватории, по окончании которых был направлен Министерством культуры УССР на работу преподавателем в музыкальное училище г. Запорожья.

В 1972-1973 гг. служил в рядах Советской Армии.

В 1978 г. переехал в Курск с переходом на работу в Сергиево-Казанский кафедральный собор.

19 мая 1987 г. назначен настоятелем Свято-Троицкого храма г. Щигры Курской обл. и благочинным Щигровского церковного округа.

В 1999 г. возведен в сан архимандрита.

С сентября 1998 г. — декан факультета теологии и религиоведения Курского государственного университета. Старший научный сотрудник лаборатории русской школы при Курском университете. Участник разработки целевых региональных программ «Духовно-нравственное воспитание детей и молодежи в Курской области 2006-2010 гг.» и «Духовно-нравственное воспитание детей и молодежи в Курской области 2011-2013 гг.». В составе авторского коллектива участвовал в разработке комплекта учебно-методических пособий по ОПК от дошкольных образовательных учреждений до вузов. Учебники были отмечены дипломами и грамотами в ЦФО.

25 декабря 1999 г. защитил диссертацию «Духовно-нравственная концепция воспитания личности и современное образование» на соискание ученой степени кандидата педагогических наук. В 2003 г. присвоено ученое звание доцента по кафедре религиоведения. В 2006 г. присвоено звание члена-корреспондента Международной академии наук педагогического образования.

В эти же годы участвовал в организации теологического и религиоведческого образования и духовно-нравственного воспитания. Участник научно-методической и экспертной работы Отдела религиозного образования и катехизации Русской Православной Церкви; член Координационного совета по взаимодействию Минобразования РФ и Московской Патриархии в 2000-2006 гг.; член учебно-методического объединения по теологии (УМО) с 2000 г. по настоящее время; член Координационного совета по образованию Ассоциации «Центральная-Черноземная» в 2006-2009 гг.; член Общественного совета по духовно-нравственному воспитанию детей и молодежи Курской области с 1997 г. по настоящее время.

С 1999 г. — председатель Свято-Троицкого братства города Щигры, которое возрождает церковные ремесла, специализируется на изготовлении предметов церковно-прикладного искусства, а также проводит большую социальную, благотворительную и образовательную деятельность.

Решением Священного Синода от 22 марта 2011 г. (журнал № 13) избран епископом Элистинским и Калмыцким.

1 апреля 2011 г. в крестовом храме в честь Владимирской иконы Божией Матери рабочей Патриаршей резиденции в Чистом переулке в Москве наречен , 3 апреля за Божественной литургией в Храме Христа Спасителя в Москве хиротонисан во епископа Элистинского и Калмыцкого. Богослужения возглавил Святейший Патриарх Московский и всея Руси Кирилл.

1 февраля 2014 г. за Божественной литургией в Храме Христа Спасителя в Москве Святейшим Патриархом Кириллом возведен в сан архиепископа.

Решением Священного Синода от 19 марта 2014 г. (журнал № 8) назначен Преосвященным Саранским и Мордовским, главой Мордовской митрополии .

24 марта указом Святейшего Патриарха Кирилла назначен временным управляющим Симбирской епархией .

30 марта за Литургией в храме прп. Алексия, человека Божия, в Красном Селе г. Москвы Святейшим Патриархом Кириллом возведен в сан митрополита.

Образование:

Донецкое музыкальное училище. 1972 г. — Донецкий государственный музыкально-педагогический институт. 1989 г. — Московская духовная семинария (заочно). 2006 г. — Московская духовная академия (экстерном).

Научные труды, публикации:

Диссертация на тему «Духовно-нравственная концепция воспитания личности и современное образование» (1999 г.). Слово архимандрита Зиновия (Корзинкина) при наречении во епископа Элистинского и Калмыцкого .

Награды:

Церковные награды:

2003 г. — орден свт. Иннокентия Московского II ст.;

2008 г. — орден прп. Сергия Радонежского III ст.;

2013 г. — орден прп. Сергия Радонежского II ст.

Фотогалерея:

* Для быстрой навигации по галерее используйте клавишу "Shift" и колесико мыши

22 сентября (н.ст.) - день празднования Собора преподобных отцов Глинских, 14/27 сентября 1896 года родился Захария Мажуга, будущий святой.

Предлагаем вашему вниманию статью Зиновия Александровича Чеснокова, лауреата Всероссийской православной литературной премии им. св. Александра Невского, автора книг о Глинских старцах «Старец и митрополит. О жизни преподобного Зиновия (Мажуги), в схиме Серафима» (2015), «Пример безграничного смирения. Схиархимандрит Андроник (Лукаш)» (2014), «Подвиг святой жизни. Святые старцы Глинской пустыни» (2013).

У Глинской пустыни середины XX столетия, огороженной плетнем и ютящейся вокруг единственного больничного храма, не было прежней славы. Но со всех концов страны шли и ехали нескончаемым потоком в это святое место паломники и, побывав здесь однажды, стремились еще и еще.

К чему стремились они? К чуду - увидеть «огарочки», зажженные Святой Русью и сохранившие живое тепло нездешнего мира. Этим чудом были преподобные Глинские старцы: наместник схиархимандрит Серафим (Амелин), духовник схиархимандрит Серафим (Романцов) и благочинный схиархимандрит Андроник (Лукаш).

По Промыслу Божию в конце XX столетия Глинская пустынь была вновь открыта, а ее преподобные старцы, а также митрополит Зиновий (Мажуга) , в схиме Серафим, который начинал свой иноческий путь в этой обители, были причислены к лику святых и теперь 22 сентября мы совершаем память Собора Преподобных отцов Глинских. Мой отец протоиерей Александр Чесноков с юных лет знал преподобного Зиновия и на протяжении тринадцати лет находился рядом со старцем практически каждый день. Отец Александр так любил преподобного, что даже назвал своего сына (автора данной статьи) именем Зиновий.

«Митрополичьи покои»

Владыка Зиновий был человеком, сочетавшим благодать старческого и архиерейского служения. Не каждый митрополит может быть старцем и не каждый старец может стать митрополитом. Многие удивлялись тому, что такой смиренный и простой человек смог стать архиереем. Все 35 лет своего служения в Тбилиси владыка Зиновий прожил в небольшом домике рядом с Алескандро- Невским храмом. «Митрополичьи покои» владыки состояли из двух крошечных комнат. Вот как описывает свое первое посещение владыки Г. А. Гзиришвили: «Пожилая благообразная монахиня встретила меня у порога и ввела в маленькую комнатку, в которой стояла железная кровать, маленький стол и два стула... Стены этой комнаты до потолка были обвешаны иконами и портретами священнослужителей». Владыка был верен монашескому обету до кон ца своих дней. Все побывавшие здесь удивлялись тому, что у митрополита было такое скромное жилище.

Среди множества икон была и дорогая его сердцу икона Рождества Пресвятой Богородицы «Пустынно-Глинской», точная копия чудотворной иконы.

Однажды патриарх Мелхиседек вызвал владыку к себе - он хотел отдать ему свою машину и предложил помощь в покупке хорошего дома. Но владыка Зиновий отказался, сославшись на то, что он должен ежедневно утром и вечером быть в храме. Позднее у владыки появился домик, но старец предоставил его схиархимандриту Андронику, а сам остался жить в двух своих маленьких комнатках около храма.

Аскетический образ жизни старца чувствовался во всем. Даже в алтаре вместо епископского кресла у него стояла стасидия. Когда приезжал патриарх, стасидию переносили с правой стороны алтаря на левую, для владыки, а специально для патриарха ставили кресло.

«Одна комната-келия, в которой помещались только письменный стол, кресло, кровать и два маленьких шкафчика для книг, служила ему и кабинетом и спальней. Когда Патриарх Давид V предложил устроить новую резиденцию, более соответствующую рангу и титулу, пообещав при этом, что его будут всегда возить в храм и куда угодно на машине, владыка, помолчав, отказался». В своей убогой келье он принимал всех, кто нуждался в духовном совете. Приходивших к нему в келию поражала простота и скромность «митрополичьих покоев».

У владыки в келии было маленькое окошко. На нем была решетка. А в решетке специально была сделана дырочка. И когда кто-то проходил мимо келии, владыка через эту дырочку просовывал денежку. Преподобный Зиновий очень любил детей. Если они проходили мимо его келии, он обязательно протягивал им по металлическому рублю на конфеты.

Духовные чада

Люди любили владыку прежде всего за его безукоризненную монашескую жизнь. Старец-митрополит был делателем непрестанной Иисусовой молитвы, и они видели, как какой-то внутренний свет озарял его лицо.

К владыке приезжали за тем, чтобы получить духовное наставление, утешение, облегчить свою совесть в таинстве покаяния, поведать о своих скорбях и просто за советом. Ехали не только миряне и монахи, но и опытные священники и духовники. Они приезжали для того, чтобы увидеться со старцем- митрополитом. Всех надо было встретить, накормить, утешить, отправить домой, и непременно с подарками - от владыки Зиновия никто не уезжал с пустыми руками.

У него было множество духовных чад. Духовными чадами старца Зиновия являлись не только миряне и клирики, но и церковные иерархи. Духовным сыном старца-митрополита Зиновия был Патриарх Илия II, совершая монашеский постриг над которым, владыка предсказал его будущее патриаршее служение в Грузии. В числе духовных чад владыки был и схиархимандрит Виталий (Сидренко), и протоиерей Александр Чесноков, протоиерей Георгий Пильгуев, архимандрит Иннокентий (Просвирнин) и многие другие служители Церкви Христовой.

Пастырское служение старца Зиновия бы- ло многогранным. Основными принципами его духовного окормления были усердная молитва, духовное рассуждение и долготерпение. Будучи мудрым от Бога, он вникал во все тайники человеческого сердца и умел вовремя и правильно дать тому или иному человеку совет, относящийся к его спасению.

Не стоит забывать и о том, что долгие годы митрополит Зиновий был живой связью между Русской и Грузинской Церковью, служил в Грузии при пяти Патриархах и у всех пользовался любовью и уважением. С большим уважением относились к нему и Патриархи Русской Церкви Алексий I и Пимен.

В истории Грузинской Церкви это был единственный случай в XX-XXI веках, когда архиереем, и даже митрополитом, стал не грузин по национальности.

Мы часто устремляем свой взор в прошлое, для того чтобы найти там, даже в глубокой христианской древности, светоч, который служил бы нам примером истинно христианской жизни. Господь сказал: «Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее» (Мф. 16, 18). Церковь Христова - это Сам Христос и люди, которые взяли на рамена свои тяжелый крест Христов. Они пронесли его непорочно до конца своей жизни, исполнив слова Евангелия, согласно которым горящая свеча поставляется на подсвечнике (Мк. 4, 21), чтобы свет учения Господа нашего Иисуса Христа освещал нам путь ко спасению. Об этом говорит Христос Спаситель сразу после Своей Нагорной проповеди. Старец-митрополит Зиновий подвизался в Глинской обители, в горах Кавказа и, будучи испытан Господом подобно тому, как золото испытывается в горниле, получил духовную закал- ку. Господь захотел прославить Своего верного служителя. На нем исполнились слова Господни: «Так да светит свет ваш пред людьми, чтобы они видели ваши добрые дела и прославляли Отца вашего Небесного» (Мф. 5, 16).

Преподобный Серафим Саровский говорил: «Стяжи дух мирен, и тысячи вокруг тебя спасутся». Схимитрополита Серафима можно поистине отнести к числу тех духовных людей, которые и сами спасаются, и спасают многих. Даже просто находясь рядом с этим духоносным старцем, человек получал Божественную благодать через таинственное и невидимое общение душ чело-веческих. Он жил и учил словом и делом, всей своей жизнью являя пример для подражания в вере, смирении и послушании.

Основные события жизни преподобного Зиновия

Митрополит Тетрицкаройский Зиновий (Мажуга; 1896-1985) начинал свой монашеский путь в Глинской пустыни. Поступил в обитель в 1914 г. Проходил послушания при кучерской, затем при портняжной. В 1921 г. был пострижен в монашество с именем Зиновий.

После закрытия Глинской пустыни поступил в Драндский монастырь. Там в г. епископом Сухумским Никоном был рукоположен во иеродиакона, а в г. - во иеромонаха.

С 1925 по 1930 гг. отец Зиновий служил в Сухуми.

В 1930 году в Ростове-на-Дону был арестован. Находился в ссылке с 1930 по 1934 гг. на Урале в Березниках и на Беломоро-Балтийском канале.

По освобождении служил в Софийской Церкви г. Ростова-на-Дону.

С 1936 по 1942 гг. подвизался в горах Кавказа.

С 1942 по 1945 гг. отец Зиновий служил в Тбилиси, в Сионском Успенском соборе, был духовником скита святой Ольги во Мцхета. В 1945 г. был возведен в сан игумена.

С 1945 по 1947 гг. служил в с. Кирово, в Армении, затем, по 1950 г., в Батуми. В 1950 г. он был назначен настоятелем тбилисского храма во имя святого благоверного князя Александра Невского и возведен в сан архимандрита. А в 1952 г. был назначен членом Святейшего Синода Грузинской Православной Церкви.

За свою подвижническую и богоугодную жизнь отец Зиновий был столь уважаем грузинскими иерархами, что в 1956 г. он, русский, был рукоположен во епископа, а в 1972 г. возведен в сан митрополита Грузинской Церкви.

Неразрывно духовно связанный с братией Глинской пустыни, владыка Зиновий писал, что «всегда молится и призывает благословение на всех Глинских», и сам просил их молитв».

Достигнув глубокой старости, владыка Зиновий много болел. И уже на закате своей жизни он принял постриг в схиму с именем Серафим, в честь преподобного Серафима Саровского.

Скончался он 8 марта 1985 г. и был погребен в храме во имя святого благоверного князя Александра Невского, где духовно окормлял свою паству на протяжении тридцати пяти лет.

25 марта 2009 года на заседании Священного Синода Украинской Православной Церкви было принято решение о канонизации преподобного схимитрополита Серафима. Прославление состоялось 21 августа 2010 года в Глинской Рождества-Богородицкой пустыни.

Память совершается в день празднования Собора Святых Преподобных отцов Глинских - 9 сентября (22 сентября по н. ст.).

Список литературы

1. Чесноков Зиновий. Старец и митрополит. О жизни преподобного Зиновия (Мажуги), в схиме Серафима. М.: Новоспасский монастырь, 2014.

2. Чесноков Александр, протоиерей; Чесноков Зиновий. Подвиг святой жизни. Святые старцы Глинской пустыни. XX век. Москва: Сретенский монастырь, 2013.

3. Чесноков Александр, священник. Глинская пустынь и ее старцы. Сергиев Посад: Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 1994.

4. Чесноков Зиновий. Святые старцы Глинской пустыни. Журнал Московской Патриархии. Издание Московской Патриархии, 2014. N 4 (Апрель).

5. Chesnokov Zinoviy. Elder Zenobius. A Life in Spiritual Continuity with Pre-revolutionary Russia. New York: Holy Trinity Publications, 2013.

6. Chesnokov Zinoviy, Chesnokov Alexandr. Der Kampf um ein heiliges Leben: Leben und Wirken der Starzen in der Sowjetzeit. Volkach, 2015.

Святитель Зиновий (в миру Захарий Иоакимович Мажуга) родился 14 сентября 1896 года в городе Глухове Черниговской губернии (ныне Сумская область) в семье рабочего. Будущий митрополит Тетрицкаройский Зиновий (в схиме Серафим; 1896–1985) сочетал в себе святительское служение и благодать старчества. Восприняв духовный опыт глинских старцев, он передал его своим многочисленным духовным чадам, среди которых Каталикос-Патриарх Грузии Илия II.

В три года ребенок лишился отца, в одиннадцать - матери, и рос в бедной семье двоюродной сестры Параскевы. В 1912 году шестнадцатилетним юношей Захарий был зачислен в Глинскую пустынь послушником. В 1916 году он был призван на военную службу. После демобилизации юноша вернулся в родную обитель. Для монастыря наступили трудные времена, но традиции старчества в Глинской пустыни не прерывались даже в эти страшные годы гонений на веру и Церковь.

С самого детства он благоговел к Пресвятой Богородице, и Она Сама стала его покровительницей и путеводительницей по морю житейскому. В 1914 году Захария стал послушником Глинской пустыни. С самого детства он был очень милостивым и сострадательным. По воспоминаниям рабы Божией Анны, которая была его ближайшей соседкой и долгие годы ежедневно общалась с ним, владыка Зиновий был человеком очень чутким, с чрезвычайно отзывчивым сердцем. Мог выслушивать и утешать всех, кто приходил к нему. Часто до полного изнеможения. Он не мог отказать в помощи.

Владыка Зиновий был очень прост в жизни и доступен для общения. Часто дарил соседским деткам мелочь. Скорбел обо всех сердцем. Был совершенно незлопамятным и кротким человеком. Даже когда староста храма, в котором владыка был настоятелем, писал на него жалобы, в ответ на возмущение прихожан недостойным поведением этого человека и желание снять его с этого места, владыка отвечал, что никого он снимать не будет. Еще в юности, когда Захария был послушником в монастыре, его старцем был отец Герасим, известный своим строгим отношением к послушникам. Но будущий владыка все переносил с терпением и полным послушанием.

Захарий был пострижен в рясофор в 1920 году, а монашеский постриг принял в марте 1921 года, в день Благовещения Пресвятой Богородицы, с именем священномученика Зиновия, епископа Эгейского.

В 1922 году обитель закрыли. Многие монахи были расстреляны, а монастырь был полностью разорен и осквернен. По благословению старцев, взяв с собой священный антиминс, отец Зиновий отправился в Грузию , в Драндский Успенский монастырь близ Сухуми. В Драндском Успенском монастыре отец Зиновий был рукоположен во иеродиакона, а в 1925 году - во иеромонаха. Вскоре и этот монастырь закрыли.

В ограде Александро-Невского храма в Тбилиси архимандрит Модест (Гамов), митрополит Зиновий (Мажуга), схиархимандрит Серафим (Романцов), схиархимандрит Андроник (Лукаш). Начало 1970-х гг.

С 1925 до 1930 года отец Зиновий служил в сухумском храме святителя Николая Чудотворца. Вместе с другими монахами и священнослужителями он пережил арест и заключение. Будущий старец отбывал заключение на строительстве Беломорско-Балтийского канала, на Урале, в Средней Азии. В лагере отец Зиновий, помнивший наизусть часто употребляемые службы, отпевал усопших, тайно крестил, молился с желающими, исповедовал всех, кто просил. Епитрахилью служило полотенце с начертанными углем по углам крестами. Так и в тюрьме будущий святитель продолжал нести свое пастырское служение, облегчая многим людям тяжкий крест заключения.

В 1930 году он был арестован и отправлен на Урал. Когда его и других заключенных везли в лагерь, по его молитвам Господь послал дождь для изнемогавших от жажды, запертых в вагоне арестантов, и, имея при себе деревянную ложку, он всех напоил дождевой водой. И в тюрьме будущий святитель тайно продолжал нести свое пастырское служение, облегчая многим людям тяжкий крест заключения.

За его кротость и смирение Господь даровал ему преждевременное освобождение и дал возможность вновь вернуться в Сухуми. Хотя у отца Зиновия был дом в Сухуми, прописку он так не получил. Он ушел в горы и образовал там монашескую общину. Многие люди духовно окормлялись у него. Многие монахи из других разоренных монастырей России скрывались тогда в горах Кавказа. Им покровительствовал Католикос-Патриарх Грузии Каллистрат (Цинцадзе), а после Патриарх Мелхиседек.

Но богоборческая власть и там не дала находиться молитвенникам. Однажды, преследуемый властями, отец Зиновий заснул в медвежьей берлоге и был чудесным образом спасен. Это произошло в день праздника святого Николая Чудотворца и святого Шио Мгвимского. По благословению Святейшего Патриарха Каллистрата, отец Зиновий стал служить сверхштатным священником при главном кафедральном Соборе Сиони, в Тбилиси. В 1943 году Блаженнейший Каллистрат наградил его наперсным крестом.

Отец Зиновий был представителем Грузинской Православной Церкви на Поместном Соборе Русской Православной Церкви в 1945 году и на интронизации Патриарха Алексия I (Симанского). Патриарх Алексий I наградил грузинское духовенство наградами, а отца Зиновия почтил саном игумена.

Отец Зиновий служил в разных уголках Грузии, а когда скончался настоятель русской Александро-Невской церкви в Тбилиси, то Патриарх Каллистрат срочно вызвал его и назначил настоятелем. Он сказал о нём такие слова: «Этот человек … имеет великое послушание, а послушание затмевает и грамотность, и гордость, и ставит его на первое место». Жил митрополит Зиновий при Александро-Невском храме, в маленьком домике, в котором были всего две небольшие комнаты: одна служила ему кельей, а другая - приемной. Пережив много трудностей, лишений, он был сердечным, радушным, гостеприимным. Нередко владыка оказывал людям милость тайно. Часто, проходя мимо нуждающихся и благословляя их, незаметно давал им деньги.

После вторичного закрытия Глинской обители в 1961 году иноки монастыря нашли приют у владыки Зиновия. Некоторые из них так и остались в Грузии на всю жизнь. Святейший Патриарх всея Грузии Илия II даже говорил старцу: «Владыка, у вас филиал Глинской пустыни».

Всю свою жизнь владыка Зиновий посвятил служению Господу и утешению страждущих. Во время блокады Ленинграда, он, как и многие, горячо молился о спасении осажденного города и удостоился видения, о котором вспоминал потом: «В это же время и мне под утро в тонком сне привиделось, как святая Нина предстоит перед Престолом Божиим на коленях и молит Господа пожалеть и помочь страждущим людям осажденного города одолеть врага и супостата. И при этом из Ее глаз катились крупные, величиной с виноградину, слезы. Я это растолковал так, что Божия Матерь дала послушание святой Нине быть споручницей этому осажденному городу».

Являлась владыке Зиновию и Сама Пресвятая Богородица. Однажды Она исцелила его, когда он был при смерти. После этого он пережил и всех тех врачей, которые тогда предрекли ему явную смерть. В сан митрополита епископ Зиновий был возведён 1972 году. Владыка стал духовным отцом Патриарха Илии II, и сам постригал его в монашество. Он завещал своим духовным детям после его смерти слушаться Патриарха Илию II. При жизни он покровительствовал всем насельникам Глинской пустыни, изгнанным из стен родной обители.

Жил владыка Зиновий чрезвычайно скромно, в маленьком домике при церкви и не соглашался на предложения переехать в более подобающую для митрополита резиденцию. Одевался так, что многие, не знающие его, принимали владыку за бедного монаха. Святитель обладал даром прозрения: многие слова, сказанные им своим чадам, были пророческими и сбывались со временем. Раба Божия Анна вспоминает, что те, кто не слушался совета владыки, потом очень сожалели об этом, потому что впоследствии сказанное им часто сбывалось. Часто владыка произносил свои пророчества, говоря как бы в третьем лице, а позже становилось совершенно ясно, что это было сказано именно про того человека, с которым беседовал владыка.
Господь заранее открыл прозорливому старцу день его кончины, о чем он накануне сообщил близким ему людям. Владыку соборовали, причастили и во время чтения канона на исход души он тихо скончался на восемьдесят седьмом году жизни 8 марта 1985 года.

В последние годы перед своей блаженной кончиной он принял тайный схимнический постриг с именем Серафим. После его кончины у него под кроватью нашли чемодан, в котором было полное схимническое облачение и записка: «Имя мое Серафим».

Сам Господь тогда прославляет своих святых и открывает их имена для того, чтобы мы чтили их и прибегали к их помощи. В 2010 году были прославлены известные глинские старцы – схимитрополит Серафим (митрополит Зиновий Мажуга), схиархимандрит Серафим (Романцов), и схиархимандрит Андроник (Лукаш). Тело новопрославленного святого митрополита Зиновия (Мажуги) почивает в Грузии, в Тбилиси, в русском храме святого благоверного князя Александра Невского. В нем владыка был настоятелем и служил все последние годы жизни. Прославлен Святой Церковью как Святитель. Его мощи находятся в Тбилиси.

После кончины митрополита Зиновия Католикос-Патриарх всея Грузии Илия II (Шиолошвили) благословил похоронить его в храме. «Хорошо, что владыка не только духом, но и телом будет пребывать с нами», – сказал при этом Патриарх.

А в день похорон Патриарх Илия II сказал о нем: «Жизнь митрополита Тетрицкаройского Зиновия была полностью посвящена служению святой Православной Церкви и ближнему. Бывают люди, имена которых надолго остаются в сердцах и в молитвах верующих людей. Таким облагодатствованным человеком, который стяжал благодать Святого Духа, был Высокопреосвященный митрополит Зиновий». Патриарх-Католикос всея Грузии Илия (в день похорон 8 марта 1985 г.)

У Владыки Зиновия, главы Саранской и Мордовской митрополии, богатый жизненный опыт, ему есть о чем и о ком рассказать. Непростой путь молодого музыканта к монашескому постригу, десять лет служения при советской власти, общение с людьми, сохранившими духовное наследие Церкви… А затем — максимальное использование возможностей, полученных Церковью в постсоветские годы. Для Митрополита Зиновия характерна решимость начать, сделать первый шаг в новом, только что открывшемся направлении; начать и не отступиться, продолжить, развить. Обо всем этом мы беседовали с ним в столице Мордовии Саранске, в Макаровском Иоанно--Богословском монастыре.

— Владыка, Вы росли в верующей семье или, может быть, пришли к вере и Церкви позднее? Если последнее, то когда и как, какими судьбами это произошло?

— И бабушки мои, и родители были верующими, православными людьми. Меня с раннего детства окружали иконы, меня водили в церковь, хотя и нечасто; и я знал, что в школе об этом распространяться нельзя, это ведь были хрущевские времена… И всё же, оглядываясь на то время, прихожу к мысли, что мое настоящее воцерковление — естественный результат соприкосновения с миром классической музыки. Композиторы классической эпохи, как правило, были людьми религиозными, и их произведения оказывали сильное воздействие на эмоциональный строй моей души. Музыка дала мне возможность испытать возвышенные чувства; чувства, порожденные соприкосновением с идеальным миром красоты и гармонии. Войдя в мир настоящей, высокой музыки еще в детстве, продолжая углубляться в него в юности, я постигал его красоту, от него я получал огромное наслаждение, удовлетворение. Я всегда знал, что это особый язык, который, может быть, выше языка слов; что это возвышенный мир, пробуждающий душу от косности, от спячки… Но вместе с тем уже в консерваторские годы, в 18-19 лет, у меня стали возникать вопросы: для чего я развиваю свои способности, стремлюсь достичь мастерства? Я работаю систематически, ежедневно прилагаю для этого много усилий, а что потом?.. Куда я потом со всем этим? Что выше музыки? Я искал высший смысл своей жизни. Именно тогда я встретился с церковной музыкой. И был до основания потрясен. Помню, я облился слезами… Причем меня никогда не волновали и теперь не волнуют теоретические споры вокруг ее так называемой строгой церковности: партесная, не партесная, концертная, обиходная… Духовная музыка — это особый феномен, и ее глубина не вписывается ни в какие рамки.

Вот так я осознал, что без понятия о Боге у меня в жизни не сойдется ничего.

— Стало быть, одного только церковного воспитания в детстве оказалось недостаточно?

— Думаю, что нет. Человек, помимо того, что он слышит от других, должен еще и сам, лично для себя осознать бытие Божие. У него должна родиться какая-то собственная аргументация. Я ее искал и каждый день находил какие-то новые подтверждения или обоснования для зародившейся у меня осознанной веры. Я радовался каждой своей новой мысли, укреплявшей эту мою веру. В то время у меня произошел случай, который, как мне думается, в тот период оказался поворотным в поиске Бога. В один из вечеров, возвращаясь после занятий из консерватории домой, я усиленно размышлял о глубинах всего сущего, и моя душа очень сильно страдала от того, что у меня нет ясности в ответе на вопрос о бытии Бога. Я нашел пустынное место в каком-то парке и всей силой своей души начал молиться о том, чтобы Он — если Он действительно есть — помог мне Его найти. Никогда не забуду этот вопль души: «Господи, Ты же всё можешь, помоги мне Тебя найти!».

С этого момента в моей жизни многое изменилось. Возникло ощущение не просто интуиции или веры, а радостного осознания Божиего бытия. Это не было фантазией, не было следствием эмоционального разогрева, это было живым, непосредственным ощущением поддержки свыше. Многие события того периода обладали такой силой достоверности Божественного присутствия, что воспринимались как живой диалог с Ним: как только возникал у меня вопрос, касающийся веры, тут же возникали обстоятельства, напрямую отвечающие именно на этот вопрос. Этого было так много, и это было обращено и к разуму, и к сердцу.

К примеру, один из таких эпизодов. Окруженный атеистическим миром, я нуждался в живом религиозном общении, в человеке, которому я мог бы задавать вопросы, связанные с осмыслением веры. И вот совершенно невероятным образом происходит мое знакомство с иноком, бывшим насельником закрытой уже в то время Глинской пустыни. Вы спросите, а что же в этом невероятного? Ну, во-первых, в то время глинские монахи были объявлены оппозицией советской власти (хотя это было совсем не так), и поэтому они были укрыты в православной среде, а во‑вторых, их было очень мало. И эта встреча — одно из величайших чудес моей жизни. Потому что, оглядываясь сейчас на прошлое, я вижу, как Господь Бог с самого начала моего духовного пути окружил меня живыми святыми. Это не метафора, потому что некоторые из них уже канонизированы.

Этот инок был очень образованным человеком. Он мне рассказывал о духовной жизни, и мы с ним вместе искали ответы на многие мои вопросы. Конечно, это особое время поисков было. Один из основных моих вопросов в то время — как согласовать наш естественный разум с разумом религиозным. Тогда как раз стали издаваться научно-популярные книги по молекулярной биологии, генетике, бионике; я всё это читал, по ходу дела разбираясь в терминологии. Я был поражен тем, как всё в этом мире свидетельствует о наличии надмирного, высочайшего Разума! Все наполнено мыслью, смыслом, а наука лишь открывает эту мысль и пытается эти открытия поставить себе на службу. Многое становилось на свои места. Тезисы о том, что материя порождает сознание, о том, что миром правят законы материи, порождали вопросы о природе самих законов материи: что это за силы в природе, которые мы называем «законами» и которые объемлют всю Вселенную? Ответ формировался естественным образом: некая величайшая, глубочайшая надкосмическая Мысль лежит в основании этой материи и всего, что есть в этом мире. Корни, причины всего — это идеи, смыслы, а материя и всё, что с ней происходит, — следствие, результат. Бог есть Первопричина всего сущего, Он открывает нам Самого Себя, и нужно учиться жить соответственно тому, что Он нам открывает.

— Будучи уже профессиональным музыкантом и при этом, как я понимаю, уже вполне осознанно верующим человеком, Вы оказались в рядах вооруженных сил. Не было у Вас в армии проблем в связи с верой?

— Нет. В армию я пошел сознательно — чтобы служить; родители меня воспитали так, что я никогда не гнушался никакого труда. К тому же спортом занимался с детства. Служил во внутренних войсках, они были боевые. Там в солдате воспитывали понятие, что он не просто служит срочную службу, а именно защищает Родину. А потом меня взяли в Киев, в ансамбль песни и пляски внутренних войск МВД Украины. Меня назначили концертмейстером оркестра. В этом коллективе были собраны лучшие музыканты, вокалисты, танцоры, которым таким образом была предоставлена возможность сохранить профессиональные навыки во время армейской службы. Ансамбль разъезжал с концертами по всей Украине, Молдавии, дислоцируясь в воинских частях, выступал в самых крупных концертных залах. Будучи в увольнениях, я по возможности заходил помолиться в храмы. Веру и молитву я не афишировал, и поэтому никаких проблем в связи с этим у меня не возникало.

— Ваш путь к монашескому постригу оказался неблизким: расскажите о людях, которые стали духовными маяками на этом пути, поддержали Вас.

— После увольнения из армии и до тридцати лет это был уже серьезный путь общения с духовными отцами, прежде всего с архимандритом Глинской пустыни Модестом (Гамовым), который после закрытия монастыря вернулся к себе на родину, в город Щигры Курской области, и служил настоятелем Свято-Троицкого храма. Мне сказали, что это великий старец. А коль так, то я решил его найти. Ну а к великому человеку, понятно, нужно получше одеться. И вот сошел я с поезда в Щиграх в лучшем своем концертном костюме. Десять вечера. На перроне единственная лампочка на проводе болтается. Куда идти? Какой-то человек идет. Я спрашиваю: «Не знаете, как найти старца Модеста?» — «Не знаю я никакого Модеста». Выхожу на привокзальную площадь, а там лужа. Несколько шагов в темноте — и моя концертная туфля увязла в грязи. После этого я долго блуждал по темным улицам в поисках старца. Дни, проведенные у него, запомнились надолго. Очень мне было у него интересно. Он сказал мне много полезных слов, в частности: «Ну, ты еще здесь послужишь». Я удивился: как это я здесь послужу? Ну разве что в местной музыкальной школе буду преподавать. А в 1987 году я был назначен настоятелем того самого Свято-Троицкого храма в Щиграх, в котором служил отец Модест. Такова была прозорливость старца.

Когда отец Модест был уже очень болен и лежал в постели, он попросил меня съездить к отцу Тавриону (Батозскому), жившему в Рижской пустыньке, и передать ему письмо. А по дороге благословил заехать в Троице-Сергиеву Лавру: «Поживи там, а потом — куда тебя Господь определит». И я поехал в Лавру. И первым, к кому я там попал, был архимандрит Кирилл (Павлов), которого мы хоронили недавно. И он задал мне вопрос: «Чего ты хочешь?» — «Я хочу быть поближе к Церкви». — «А как ты это понимаешь — быть ближе к Церкви?» Он ничего конкретного мне не предлагал, но помог определиться.

Меня очень радушно приняли в Лавре. Я потом многие годы приезжал туда время от времени, и меня всегда ласково и тепло принимали.

Неделю в Лавре пожил, и батюшка Кирилл благословил меня по дороге к отцу Тавриону заехать в Псково‑Печерский монастырь. Там я встретился с отцом Иоанном Крестьянкиным, это тоже была очень значимая для меня встреча.

Но главное — я доехал, наконец, в пустыньку к отцу Тавриону и передал письмо. И отец Таврион уделил мне много внимания, много рассказывал, долго мы с ним разговаривали.

Эти встречи очень помогли мне, сформировали у меня целостное отношение к моим собственным духовным устремлениям и желание полностью посвятить свою жизнь Богу. Только тогда я пришел в Церковь по-настоящему, до конца — в 29 лет.

— Но ведь начинался-то Ваш путь с того, что Вы стали сторожем собора в Курске. Как это получилось?

— В то время все церковные старосты, которые полностью управляли хозяйственной и административной жизнью Церкви, подчинялись уполномоченным по делам религии, и действовал всеобщий строгий запрет принимать в храм молодежь, да еще и с высшим светским образованием. Когда я попытался устроиться в какой-нибудь храм, оказалось, что это невозможно.

Но я положился на благой Промысл Божий. И всё произошло чудесным образом благодаря Владыке Хризостому (Мартишкину), тогда епископу Курскому и Белгородскому. Он в то время был заместителем председателя ОВЦС, помощником митрополита Никодима (Ротова). Основное время Владыка Хризостом проводил на послушании в Москве. Приезжал в Курск на субботу-воскресенье, и то не каждую неделю. Естественно, приема у него всегда ожидало очень много людей, по всей длине двора всё было заполнено народом. Попасть к Владыке было совершенно невозможно. И всё же я решил приехать к Кафедральному собору и посмотреть, не получится ли у меня с Владыкой поговорить. Я стоял во дворе в толпе, помню, возникло движение, и люди заговорили: «Сейчас Владыка приедет». И вот толпа расступилась, въезжает машина, из нее выходит Владыка Хризостом — и я оказываюсь прямо перед ним. Он с доброй улыбкой обращается ко мне: «Вы к кому?». Я машинально ответил: «К Вам». Владыка говорит секретарю: «Так, этого молодого человека ко мне первым». Я какое-то время продвигался за ним, но потом меня оттеснили, и я думал: «Ну вот и всё закончилось». Но нет, меня тут же разыскали: «Владыка сказал: “Вы первый”, значит, заходите». Захожу, он спрашивает: «Чего Вы хотите?» — «Я хочу послужить всецело Богу. Хочу быть в Церкви». — «Ну так что ж, будьте: ходите в храм, молитесь, как все». — «Мне этого мало». Он на меня посмотрел, призадумался и говорит: «Ну, коль так, то давайте служить. Сторожем у нас в соборе хотите быть?». Я был счастлив!

Я сторожил, и у меня было время книги читать, молиться. Для меня это был какой-то райский период, несколько месяцев сплошного счастья. В собор (хотя это были советские, «застойные» времена) часто приходили профессора какие-то, интеллигенты… Мы с ними беседовали, обменивались мнениями. В общем, всё это было замечательно. И вот на Страстной седмице, в Чистый Четверг, Владыка мне говорит: «Анатолий, у тебя подрясник есть?» — «Нет, а почему он должен у меня быть?» И Владыка Хризостом позвал своего иподьякона, сейчас этот иподьякон — Митрополит Иркутский Вадим, и велел ему архиерейский подрясник взять и для меня подшить, поскольку сам выше меня ростом. А мне сказал: «Послезавтра, в Великую Субботу, буду тебя рукополагать во диаконы. Ты хочешь?» — «Конечно!». И в Великую Субботу это совершилось.

— Служа в тех условиях, в которых находилась тогда Церковь, Вы не испытывали протеста, возмущения, когда-то, может быть, даже и отчаяния?

— Мы, конечно, не знали, что нас ждет ослабление того прессинга, который испытывала тогда Церковь. Но какая жизнь у нас была, такая и была, другой мы не искали. У меня вообще никогда не возникало ощущения, что нам чего-то не хватает, что нам тяжело, трудно. Служил я в восьмидесятые годы в поселке Касторное в 160 км от Курска. Это железнодорожный узел. Туда ко мне приезжала масса народа со всей округи: в Великий пост и по 500, и по 700 человек в воскресенье бывало. И всех их нужно было исповедать, причастить, записок много, за всех нужно вынуть частички, и все просят отслужить молебен, панихиду… и хотят еще успеть на поезд, который уходит в час дня. А делать всё должен был я один, поскольку в нашем храме не всегда был второй священник. Я знал, что эти люди скорее опоздают на поезд, чем не достоят службу до конца, и ради них старался все успеть. Я благодарил Бога, что у меня есть возможность молиться за этих людей и что они молятся за меня. Это совершенно особый период для меня был — девять с половиной лет… Храмов вокруг мало, дорог нет, зимой — на санях, летом просто пешком, но я старался максимальное количество деревень обойти и как можно больше народу исповедать и причастить. В деревнях меня уже все знали. Советская власть не позволяла больше чем двум людям на молитву собираться, она в этом видела несанкционированное религиозное собрание. И вот прихожу я бабушку причащать, а в комнатенку набьется человек пятнадцать, не шевельнешься там.

— Но большинство‑то советского народа оставалось чуждым Церкви…

— Нет, это не так! Совсем не так. Народ был верующий. Мало того, по-настоящему, глубоко верующий. В то время, с 1978 по 1988 год, я испил этой глубокой всенародной веры. Я в ней, среди нее жил. Я очень много этих людей проводил в путь вечной жизни, и у меня такое чувство, что это неповторимый народ, он ушел, и такого уже не будет.

Вот эта матушка, монахиня, которая нам сейчас чай принесла, она сама родом из Касторного, в свое время закончила институт пищевой промышленности и была директором элитного колбасного цеха в Воронеже — все начальники у нее кормились. Она была коммунисткой. Веры особенно не скрывала, и в конце концов парторг ее спрашивает: «Ты верующая?» — «Да, верующая». — «Ты хоть молчи об этом, ты ведь коммунистка, а то придется у тебя партбилет отбирать». — «Да возьмите». Ну, когда она сказала «возьмите», да еще в чьем-то присутствии, тут ей начали угрожать, что на нее всё украденное в этом цехе повесят. Но она не отступилась от веры. Помню, как до этого я их тайком с мужем обвенчал. Это был комичный эпизод. Для того чтобы никто об этом не узнал, пришлось это делать в шесть часов утра, а в это время в полусотне метров от храма на автобусной остановке стояла целая группа сотрудников райисполкома, ожидавших автобус. И вдруг они видят, как на фоне церковной стены в белом платье и фате украдкой пробирается невеста, и как она, озираясь, юркнула в церковную дверь. Меня потом к районному уполномоченному вызывали, потому что им нужно было отреагировать на действия «местного попа». Заодно они рассказали мне, как смеялись над этим случаем.

Да ведь эти коммунисты — они такие же русские люди, и все они приносили ко мне тайком крестить своих детей, внуков. У нас было неписаное согласие — мы никогда никого не выдавали. Ну, а если староста случайно застанет, как говорится, с поличным, то, невзирая ни на что, мы что-нибудь придумывали и брали весь риск на себя.

— Когда настали, наконец, новые времена, Вы преподавали в Курском университете. Темой Вашей научно-исследовательской работы и Вашей диссертации стала, по сути, педагогика — вопросы духовного, нравственного воспитания личности. А почему Вы сделали именно такой выбор?

— Да нет, никакого выбора я не делал. Меня архиерей благословил в университет пойти, и я пошел преподавать. Меня назначили вначале руководителем отдела религиоведения. Потом отдел преобразовали в факультет. Я стал деканом факультета религиоведения, а потом уже и теологии. И поскольку это был один из первых в стране таких факультетов, то проблемы возникали. У меня были замечательные друзья, очень значимые в педагогической среде. Такие, например, как доктор наук, профессор педагогики Владимир Михайлович Меньшиков, его научный руководитель — вице-президент Российской академии образования Виталий Александрович Сластёнин и целая плеяда их научного сообщества. Это удивительные люди, они меня формировали в педагогическом и научном пространстве. Деятельность декана факультета в государственном университете — дело непростое, но Владимир Михайлович, будучи заведующим кафедрой на нашем факультете, очень мягко и профессионально меня вел, и поэтому все управленческие процессы осуществлялись легко. Мне было всё интересно. Складывалось такое впечатление, что я сам ко всему этому прихожу, а на самом деле это было его руководство. Виталий Александрович приехал из Москвы на мою защиту диссертации. Это 99‑й год был, в то время коммунисты у нас в Курске были очень активны, область входила в «красный пояс». А секретарем ученого совета у нас был Алексей Сергеевич Чернышев, академик, психолог, убежденный атеист, который говорил: «Бога нет и быть не может, есть только человек». Он должен был «завалить» мою защиту. На защите присутствовал архиепископ Курский и Рыльский Ювеналий (впоследствии схимитрополит Иувеналий), и это меня очень поддержало. Это была одна из первых диссертационных защит, где во главу научного подхода ставилась религиозная парадигма. Это был своего рода прорыв. Защита длилась три с половиной часа, а когда она закончилась, Чернышев говорит: «До этого я был убежденным атеистом, и никогда бы не поддался ни на какие компромиссы в этом вопросе, но в Ваших ответах я увидел не просто утверждения, а именно доказательность, аргументированность».

Курский госуниверситет был колыбелью всем известного сегодня школьного предмета — «Основы православной культуры» (ОПК). Мы участвовали в Международных образовательных Рождественских чтениях с первого года их возникновения; Курская школа в области разработок ОПК была первопроходцем, и мы делились своим опытом со всеми, кому это было интересно и необходимо. Участвовали во множестве различных конференций разного уровня. И даже сам термин «основы православной культуры» был в моем присутствии рожден, именно в Курской области. В то время курским губернатором был Александр Владимирович Руцкой, генерал, летчик, афганец, он так по-командному всё это и решил. Владыка Ювеналий, Владимир Михайлович Меньшиков, я и еще несколько человек собрались у губернатора в кабинете, и он говорит: «Ну что, братцы, надо с атеизмом-то кончать». И мы решили: первое, что нужно сделать, — в школе детям рассказывать о вере. «А как же мы этот предмет назовем?» И мы сорок минут думали, как нам назвать новый школьный предмет. Мы понимали, что Закон Божий, как до революции, мы преподавать сейчас не можем. Хотели назвать предмет просто — Православие. Наконец, сошлись на термине «Основы православной культуры». А потом это распространилось по всей стране. Мы писали программы, заключали договоры с органами власти, с управлениями образования. Владимир Михайлович рассылал эти программы своим друзьям. В те годы это так и называлось — Курский опыт.

— Давно уже говорят, что наша школа перестала воспитывать, она только обучает. Ваши усилия направлены на преодоление этого обстоятельства?

— Я не совсем понимаю, о чем эти слова — «школа перестала воспитывать». Это ведь зависит от учителя, прежде всего от педагога, ведь «педагог» в переводе — «детоводитель». И когда из школы убрали воспитательную программу, то воспитательный процесс в 90‑е годы продолжили учителя-подвижники, они ведь всё равно в ней остались. Они как любили детей, так и продолжали любить. Как подавали всё детям в свете добра, нравственности, так и продолжали подавать. Конечно, учителя тоже всякие бывают. Но в нашем детстве они ведь как вторые родители для нас для всех были. И я не помню ни одного учителя-злодея. Строгие учителя были, да. Но эта строгость учила нас собранности. Я полагаю, что наша школа как раз и спасла нашу традиционную духовность в годы атеизма. Мы ведь всё равно «Капитанскую дочку» учили. А ее невозможно было вне контекста Православия понять. Мы действительно читали все эти произведения. Я помню, в моей юности соприкосновение с литературой наполняло душу большой радостью. Уроки литературы — это было всегда нечто уникальное и замечательное.

На мой взгляд, где-то с 2005 года все это начало восстанавливаться. Школе вернули концепцию воспитательного процесса. Другое дело, что во многих школах это происходит половинчато. Но, когда я приехал в Мордовию, я познакомился со многими директорами школ, увидел, что это порядочные, серьезные люди, что они действительно несут ответственность за вверенное им дело и с полным осознанием своего долга трудятся. Хотя поначалу многие из них проявляли большую осторожность в принятии этой новой для них сферы деятельности. Но сейчас этого уже нет, сейчас мы работаем с ними в полном взаимопонимании.

— Как же Вам это удалось?

— У меня в марте годовщина — три года, как я здесь, в Мордовии. И нам не так мало удалось сделать за эти годы.

Конечно, какое-то время — год, наверное — ушло на адаптацию. Ко мне присматривались, я присматривался. Проводил «разведку» действием, то есть сам вступал в контакт там, где люди стеснялись первыми ко мне подойти. Я понимал, что если в республике есть вузы, то я должен туда прийти, познакомиться с ректорами. Да, поначалу это воспринималось как что-то не совсем обычное, не совсем традиционное. Теперь я бываю на ежегодных августовских педагогических конференциях как коллега, как человек педагогического сословия, то есть не только как архиерей, но и как педагог.

Сегодня мое архипастырское поздравление с началом учебного года звучит уже вполне естественно. У меня сформировались теплые отношения со многими учеными. В конечном итоге меня здесь образовательная среда очень хорошо приняла. Сейчас мы с коллегами профессорско-преподавательской корпорации открыли в университете научно-консультативный экспериментальный центр по изучению всей нашей проблематики. Я — профессор университета, руководитель этого центра. У меня и кабинет там свой рабочий есть. Так что сейчас это всё уже как-то естественно… и уже красиво.

Во многих регионах уже укрепилась практика заключения договоров между митрополией или епархией и органами власти, госструктурами. И здесь у нас тоже это есть. Но, как правило, эти договоры оказывались формальными и малодейственными. И я задумался: почему это так? Принимается программа, создается какой-то совет по исполнению, но в него входят, как правило, мало заинтересованные в этой программе лица. И мы с коллегами решили системно подойти к этому вопросу. Была организована деловая встреча с главой республики Владимиром Дмитриевичем Волковым с целью решения проблем духовности и нравственности в воспитательном процессе в образовании. Мы нашли понимание и поддержку со стороны руководства республики. В результате была сформирована целевая программа духовно-нравственного воспитания детей и молодежи на 2015-2020 годы. Для реализации этой программы был создан общественный совет при главе республики, в который вошли профильные министры: здравоохранения, культуры, национальной политики, образования. И, естественно, это сразу изменило характер нашей деятельности. Министр ведь отвечает перед главой республики за качество своей работы. И мы получили возможность сотрудничать с министерствами напрямую. А значит, оказывать влияние в каждой области человеческой деятельности: в образовании, культуре, спорте, науке…

И во всех сферах так — не эпизодические, не отдельные какие-то действия, а программные, системные. Когда есть система, она позволяет редактировать действия, вносить какие-то улучшения, правки, потому что ведь в каждом районе свои проблемы и свой уровень взаимоотношений.

Последняя наша хорошая, четкая черта в этом вопросе — мы создали при архиерее общественный совет, состоящий из глав районов и благочинных, конечно, посоветовавшись прежде с главой республики. Поставили задачу: нам нужно не только в столичном городе, но и во всех районных центрах встречаться и с директорами школ, и с директорами детских садов, спорткомплексов, отделов культуры и обсуждать с ними вопросы, связанные с воспитанием наших традиционных духовных и нравственных ценностей… То есть все районные структуры будут встречаться и взаимодействовать с нашими благочинными. Поначалу я намереваюсь в каждом районе вместе с благочинным со всеми встретиться и по району поездить. Представители центральных республиканских ведомств тоже с нами будут ездить, чтобы профессионально к ситуации подойти, чтобы высказать в своем ведомстве те или иные пожелания, чтобы процесс у нас осуществлялся более активно и плодоносно. Думаю, что года через два-три мы начнем добрые плоды собирать.

— Вы рассказали уже о курском и текущем, мордовском, периодах Вашей жизни. А чем Вам запомнилось служение в Калмыкии? Это ведь непростой регион, православные там в меньшинстве…

— Назначение в Калмыкию я воспринял как Божие благословение, и, наверное, поэтому мне там было хорошо. Мы ведь не знаем своего будущего, я собирался там служить до конца своей жизни. Но вообще, с Богом везде хорошо, и если душа направлена к Богу, то Бог такую душу никогда не оставит. Нужно дело священнослужителя осуществлять по возможности лучшим образом, но при этом Богу, наверное, не умение нужно. Ему нужно сердце. Помните, книга была такая — «Сердце отдаю детям» педагога Василия Сухомлинского. А я бы перефразировал: «Сердце отдаю Богу». И поэтому мне нигде не страшно и везде хорошо.

У меня были прекрасные отношения с руководителем республики Алексеем Маратовичем Орловым и со всем руководством. Многие калмыки у меня крестились. Когда я туда приехал, десять процентов крещеных было среди калмыков, а когда уезжал — вдвое больше. Дело шло, интерес к Православию рос. Калмыки — замечательный народ на самом деле. Они, как и мордва: если уж полюбят, то полюбят. С паствой у нас отношения были теплые и доверительные. Я считаю, что священнослужитель должен указывать людям путь не к себе самому, а к Богу. И всё же теплые, добрые отношения у меня складывались везде, где приходилось служить.

Журнал «Православие и современность» № 40 (56)

Еще один комментарий "паси овец пастыря" из Саранска:

«Разъяснения по поводу гомофобии митрополита Зиновия

Писал сюда пару дней назад, комментариев набежало так много, что успел уже потерять нить повествования. Увидел небезысвестную в городе историю с иеромонахом Александром Ионовым. Именно он был тем самым настоятелем "церкви у роддома". Не знаю точно, как архиерея настоятеля с гомосексуальной наклонностью называл, но свидетели утверждают, что очень грубо. Охотно верю, еще раз повторюсь, что митрополит Зиновий очень жесткий человек. Про "гомомафию". Неизвестно, была ли она "гомо", но отец Александр угрожал новому архиерею братвой из Нижегородской области. Кстати, он не исчез, а благополучно именно там и служит.
Угрожал настоятель митрополиту только лишь потому, что не успел изучить его биографию, слишком уж неожиданно архиерей к нему нагрянул. А изучить было что. В 90-ые годы еще будучи игуменом нынешний мордовский митрополит организовал одно из очень немногих жизнеспособных и преуспевающих предприятий в Курской области. Можно не верить, потому как передаю со слов жителей не Курска, а Саранска, но наездов на отца Зиновия было много, как и на всех предпринимателей того времени. Поиметь с него было что. По неясному стечению обстоятельств дважды "предлагать крышу" к скрипачу-интеллигентику никто не приходил. Что было тому причиной? Близость ли к региональной власти (в том числе и с Руцким), умение ли вовремя находить более сильного партнера нежели тот, кто приходит за данью? Это лучше спросить у самого нынешнего архиерея или у курян. Но угрожать в 2014 году братвой человеку, который плевал на нее в 90-ые очень глупо. Результат известен, иеромонах Александр из Саранск исчез. Словно уничтожая даже намек на гомосексуальность, новый архиерей поставил настоятелем старого мордвина с кучей детей и внуков, который когда-то до рукоположения работал бетонщиком. Рад бы назвать его фамилию, но не вспомню.

Да, отцы в епархии (особенно в Саранске) напряглись сразу. Вовсе не из-за солидарности с близким им по духу отцом Александром, а из-за выкриков свирепого архиерея про содомию, которую он не приемлет. Но чистки ожидались в тот момент намного большие, чем произошли в реальности. Народ ждал большего. Ожидания эти были предсказуемо наивны, но чистка все же была. Ее широкая публика не видела. Немного была пощипана братия Макаровского монастыря. Можно было и больше. Болезненно и громко уезжал разве что иеромонах Даниил Буров, который тогда был иеродиаконом. Уехал он в атеистическую Эстонию к епископу Лазарю (тот все поймет. Во-первых, сам был наместником в Макаровке, а во-вторых знает, что значит попасть под пресс настоятеля: он сильно натерпелся от епископа Варнавы Павлодарского, когда тот служил настоятелем в Санаксарском монастыре). Но об отце Данииле здесь уже писали, нового ничего не скажу. А вот о духовном училище почему-то не вспомнили. Там, конечно, был просто полный кошмар. Причем очевидно, что даже владыка Варсонофий сделать с ним ничего не мог, но не очень этому радовался. Косвенным образом это подтверждается неожиданным публичным обличительным выкриком его брата - Рузаевского благочинного отца Геннадия Позорова. Эта история недавняя, её помнят и пересказывают вообще все, кто как-то знает что такое епархия, духовное училище и с чем связана фамилия Позоров. Архиереем был уже Зиновий. Шло епархиальное собрание, кто-то агитировал с трибуны вести в училище абитуру. Это требование распространялось на благочинных, у них был своебразный по абитуре план (всё как у глав районов, такая же разнарядка на все мероприятия). Отец Геннадий Позоров дождался окончания речи и попросил слова. Лучше бы ему слова не давали, потому что сказал что-то вроде следующего: "Вы вообще знаете, что в вашем училище творилось? Народ до сих пор в шоке. Мне приходилось отговаривать парней туда поступать, а вы хотите, чтобы я сейчас наоборот их стал туда агитировать?!"

Имел отец Геннадий ввиду, вероятно, монашествующих проректоров-игуменов, которые окопались еще при Пелине. Про отца Силуана Туманова даже открыто писали газеты, обвиняя его в домогательствах к студенту. Про отца Спиридона Баландина газеты не писали, студенты как бы его ни в чем не обвиняли. О нем если и смеялись, то добродушно, называя его человеком-невидимкой: во-первых, его почти никогда не видели в монастыре, во-вторых, его почти никогда не видели трезвым.
Реакция председательствовавшего на собрании митрополита не заставила себя ждать, при любом намеке на гомосексуальный след он сразу выходит из себя. Отцу Геннадию самому стало страшно, он поспешил сказать, что имел ввиду дело прошлое.
Митрополит планомерно превращал училище в семинарию, для него это было делом №1, и такое прошлое ему было не нужно. Это в Татарстане люди бросали шапки и чепчики после слов новоприбывшего митрополита Феофана, что "те, кто говорят с кафедры одно, а в жизни делают другое" должны немедленно уходить. В Мордовии все потише, поспокойнее, здесь глубины нет, а в тине и гниль не так заметна.

Митрополит слова рузаевского благочинного запомнил. Он, во-первых, действительно люто ненавидит гомосексуалов, а во-вторых планировал собирать для училища попечительский совет, а крутым бизнесменам финансировать "голубых" как-то совсем не хотелось. В бурсе начались репрессии. Очень тяжко, с кровью, вылетел тучный ученый иеромонах, тоже, простите имя не вспомню. Если кому нужно, могу уточнить. Игумен Спиридон понял, что наступают для него времена "пира во время чумы" и стал своего настоятеля-митрополита откровенно задирать. Всем известно, что удары исподтишка митрополит Зиновий пропускает всегда. Баландин искуснейшим образом спровоцировал его публично, прямо во время какой-то конференции, которых в последнее время в Мордовской епархии проходит много. Архиерей откликнулся на хамство и пообещал снять с отца Спиридона крест. После этого митрополиту стали поступать звонки от начальников всех рангов с требованиями игумена Спиридона не трогать. Что именно, сколько человек, с какой частотой говорили митрополиту неизвестно, но тот реально слег чуть ли не с сердечным приступом. Спиридон Баландин числится в епархии до сих пор.
От одного руководителя компании я слышал, как митрополит что-то обещал со всеми ними сделать. Короче, всех за 101-ый саранский километр. Собеседник архиерею посочувствовал, вздохнул, и в шутку сказал, что ведь священноначалие часто страдало в истории, далеко ходить не надо, вон, в Санаксарском монастыре настоятеля игумена Александра сто лет назад из обители выгнали. "Пусть уж лучше меня выгонят", - выдохнул митрополит и покачал головой.

От многих людей я слышу язвительные сравнения: типа, митрополит как авторитет на зоне, считает любого гомосексуалиста зашкваренным. Но скорее всего, он под содомией понимает более широкие явления - алкоголизм, разврат (и гетеросексуальный тоже) и все тому подобное. Опять же главным обвинением в адрес отца Григория Чабина было то, что кто-то из его клириков (причем родственник, то ли сын, то ли племянник) запойно пьет и не шифруется. Ходила известная история, как протоиерей Василий Антипов пошел его искать, пришел к нему домой, зашел в открытую дверь, а дома вповалку лежала куча голых женщин и мужиков.
И еще всех напрягает его фраза "я не собираюсь ничего не скрывать", которая сказана была именно про гомосексуализм в среде клириков. Вроде, у них "не скрывать" не принято».