В ноябре 1996 года, архиепископ Псковский и Великолуцкий Евсевий (Савин) запретил в богослужении известного иконописца, лауреата Государственной премии России (1995) архимандрита Зинона (Теодора) на том основании, что он причащался с католиками на мессе, которую отслужил в Пскове в Мирожском монастыре итальянский католический священник, директор Центра "Христианская Россия" Романо Скальфи.

Это событие вызвало в католической и православной прессе бурную реакцию. Популярный в церковных кругах православный публицист протоиерей Валентин Асмус на страницах московской газеты "Радонеж" поддержал решение архиепископа Евсевия. Православный богослов Оливье Клеман выступил в защиту иконописца в парижской газете "Монд". Священник Романо Скальфи обратился с письмом к патриарху Алексию, в котором указывал, что, совершая мессу в православном монастыре, не подразумевал "нарушать канонические правила", а желал "преодолеть те болезненные разделения, которые еще существуют между двумя нашими Церквами". Сам архимандрит Зинон указывал на прецеденты экуменической евхаристии, совершавшейся с благословения Московской Патриархии. В частности, в интервью редактору журнала "Континент" И. Виноградову (Континент, № 97) о. Зинон сказал: "В Троице-Сергиевой Лавре, еще когда я сам там жил при патриархе Пимене, была специально отведена Смоленская церковь для католических богослужений... бенедектинский монах в Псково-Печерском монастыре в 1979 году в субботу первой седмицы Великого поста лично у меня на глазах причащался из одной чаши вместе с о. Иоанном Крестьянкиным, с наместником и со всеми почтенными старцами, и никакого скандала никогда из‑за этого не бывало".

В настоящее время архимандрит Зинон по-прежнему запрещен в священнослужении. Живет в деревне Гверстонь в пятидесяти километрах от Пскова возле самой русско-эстонской границы. Он отказался от контактов с внешним миром, никуда не выезжает (слухи о том, что он много времени проводит за границей, не подтвердились), не принимает посетителей, отказывается от контактов с прессой. Настоящее интервью – исключение.

– Отец Зинон, вот уже три года, как по указу Вашего правящего архиерея, архиепископа Евсевия Вы находитесь под запретом и не имеете права совершать богослужение. Причина запрета – Ваше совместное причащение с католиками.

– Я действительно причащался на католической мессе, которую служил в еще не освященном храме Мирожского монастыря католический священник отец Романо Скальфи. Это богослужение не было публичным, но о нем стало известно владыке Евсевию по доносу, написанному неким туристом‑эмигрантом, который является прихожанином Русской Православной Церкви Заграницей. Он оказался случайным свидетелем того богослужения. Я не намерен пускаться в канонические споры по поводу того, что на меня наложили запрет по свидетельству члена иной церкви. Также я не намерен утаивать сам факт моего участия в совместной Евхаристии с католиками. Возможно, что формально епископ поступил со мной правильно, но по евангельскому духу – неправильно.

– Запрещение может быть снято лишь в случае Вашего раскаяния?

– Наша церковь признает таинства католиков, а значит, признает и саму Католическую церковь, ведь вне церкви таинства не совершаются. К церковным таинствам без веры не приступают. Меня понуждают к раскаянию. К раскаянию в чем? В том, что я причастился Тела и Крови Христовой? Каяться в этом я не могу, поскольку это будет прямое кощунство и глумление над Христом.

– Вас обвиняют в отсутствии смирения и чрезмерной гордости, источник которой – Ваше осознание собственного таланта как иконописца.

– Иконописец – это не художник в светском смысле слова. Он не должен самовыражаться в иконе. Он должен писать икону так, чтобы она помогала молиться. Иконописание – это составная часть богослужения. Плохо написанная икона раздражает так же, как дурное церковное пение или плохое, безграмотное чтение богослужебных текстов. Господь дал мне умение писать иконы, Ему принадлежат мои таланты, и здесь мне гордиться нечем. Я не единственный иконописец в Церкви и готов смириться, если меня осуждают как грешного человека или как плохого иконописца. Но я не могу смиряться, когда меня понуждают к хуле на церковные таинства.

– Псковское духовенство рассказывало мне, что архиепископ Евсевий высказал следующее мнение о таинствах Католической церкви: если православный христианин в случае физической невозможности причаститься на православном богослужении принимает Святые Дары из рук католического священника, то он действительно причащается Тела и Крови Христовой. Если же он приступает к Причастию на католической мессе без вынужденной необходимости (например, в России, где много православных церквей), то он не получает благодати, поскольку в этом случает Святые Дары не являются Телом и Кровью Христовыми.

– Благодать не зависит ни от географии, ни от политических границ. Благодать носит экуменический, то есть вселенский характер. Иудеи не общались с самарянами, и самарянка, у которой Христос попросил пить, была удивлена Его просьбой. Помните, что ответил ей Иисус? "Если бы ты знала дар Божий и Кто говорит тебе: дай Мне пить, то ты сама просила бы у Него, и Он дал бы тебе воду живую". Вот вам евангельский пример экуменизма, и показал его нам Сам Христос. Суть глубинного экуменизма не в преодолении юрисдикционных противоречий, а в том, чтобы в ином видеть брата. Нельзя во всех окружающих нас людях видеть врагов. Латиняне всегда отличались от византийцев, еще до схизмы. Отличались формой, традицией. Истина Евангельская по-своему преломлялась в национальных культурах. Раскол есть, я с этим согласен, но ереси нет! Святой Филарет Дроздов даже лютеран не считал еретиками. Что касается лично меня, то я более не хочу жить враждой.

– На будущее нашей Церкви Вы смотрите пессимистично?

– Трезво смотрю. Если существующие установки сохранятся, то ничего хорошего впереди нас не ждет. Нужно быть честным перед собой и перед членами Церкви. Церковные власти пытаются всем угодить: и правым и левым, и светским и церковным. Но всем угодить невозможно. Безгрешный Христос и Тот всем не угодил. Нашу Церковь окутывает сектантский дух, она может остаться в таком же одиночестве, как та же Зарубежная Православная Церковь. Самоизоляция – это смерть.

– Вы думали о возможном переходе в католичество?

– Я монах Русской Православной Церкви. Я не перейду не только в Католическую церковь, но даже в другую православную юрисдикцию. Я знаю, что Московская патриархия никогда ничего никому не прощает, но я умею ждать. Сижу и жду .

И спустя десять лет не утихают споры вокруг поступка известного иконописца архимандрита Зинона, принявшего участие в католической мессе

Недавно в редакцию нашей газеты поступило письмо с дерзновенным, а лучше сказать дерзким кричащим заголовком: «Павлики Морозовы под аргентинским небом». Привожу его целиком по нескольким причинам. Оставить его без ответа я не могу - так как очень серьезные вопросы в нем поднимаются. К тому же история с «запрещением» архимандрита Зинона, причастившегося вместе с католиками на латинской мессе, стала достоянием широкой гласности, явилась одним из узловых моментов в современной церковной жизни - как бы кто ни относился к самому этому поступку. И оставить без духовной оценки это трагическое событие мы не можем. Но прежде чем высказать свою точку зрения, хотим, чтобы, как говорили древние, вначале была выслушана другая сторона…

Уважаемый Антон Евгеньевич!

В 17 (389) номере газеты «Благовест» опубликована статья Ольги Кругловой «Русские под аргентинским небом». Ничего не имея против вашего корреспондента, я все же хочу внести некоторую минорную трезвость в общий мажорный тон ее публикации. Итак, речь идет о «просто Светлане» и «просто Владимире» Беликовых. Пожилая чета представилась именно так, без отчеств, и, мне думается, не только потому, что «ритм жизни у них, как у молодых». А если супругам Беликовым хотелось, некоторым образом, затеряться? Эдак одновременно засветиться-затеряться на газетных просторах их «любимой Родины, в которой они не были целых 60 лет». Но это, мягко говоря, не совсем так. И оговорка, что Беликовы приезжали кратковременно в 80-м году на Московскую Олимпиаду, не делает их ложь - правдой. Возможно, «просто Светлане и просто Владимиру» изменяет память. Ведь супругам-эмигрантам по 80 лет! Впрочем, 12 лет назад они все-таки представились нам как Светлана Ивановна и Владимир Георгиевич. Итак, мы познакомились с ними в Пскове, 14 августа 1996 года, в стенах Мирожского монастыря.

Говоря: «мы» - имею в виду небольшую полумонашескую-полумирскую общину Архимандрита Зинона (Теодора), который за два года до этого переехал в Псков из Печерского монастыря с целью создания в древнем Мирожском монастыре иконописной школы. Монахи: Петр, Павел, Иоанн - и полтора десятка «мирских человеков». Литератор и актриса, поэт и зубной врач, критик и домохозяйка, кузнец и учительница музыки, больше всего музейных работников. А сколько начинающих иконописцев, потянувшихся к отцу Зинону, только что отмеченному Государственной премией, со всех сторон и стран: из Германии и Сибири, из Белоруссии и Италии, из Пскова и Риги.

Лето 96-го года. С какой любовью, с какой надеждой - какими трудами! - отец Зинон возрождал молитвенную жизнь в древнейшей русской обители. И мы вместе с ним. «Сколько раз говорить, - сердито «окал» он на просьбы называться нашим духовным отцом, - Отец у нас Один…» - и показывал глазами на невысокое псковское небо.

Центром притяжения для всех была Божественная литургия. Помню, как, задыхаясь от счастья, на пятом десятке неслась через весь ночной Псков на велосипеде, чтобы поспеть к 5-часовой утрене. Первые лучи солнца в зарешеченных окнах Стефановской церкви. Отец Зинон подымает руки: «Слава Тебе, показавшему нам Свет!..»

Не забыть ежедневную Литургию возрождающейся Стефановской церкви. Тонкий аромат афонского ладана, общинное знаменное пение…

Центром притяжения для Архимандрита Зинона был и есть Иисус Христос. Сколько раз он переписывал по сырой штукатурке образ юного безбородого Спасителя, попирающего босой ногой роскошную главу змия. «Батюшка, замечательно, ну зачем Вы…» - «Нет, не то! Смыть…»

А мы тем временем отскребали от цемента новенький пол, выложенный красивой темно-коричневой плиткой, подаренной восхищенными немцами. Потом варили пшенную кашу, потом вырубали кустарники в саду, потом ездили с тачкой за водой.

Потом снова вечерня. Снова ночной велосипедный полет. И снова Божественная литургия…

Нет, - сказал отец Зинон. - Завтра католическое Успение. - Падре Романо просит дать послужить мессу. Уступим Божией Матери…

Батюшка, а к Вам гости.

Кто такие?

Не знаем, говорят, эмигранты, русские.

Супругам Беликовым отец Зинон распахнул 14 августа 1996 года свою келью и свое сердце. Из Аргентины у него еще никого никогда не было.

Серьезно заинтересовался. Милости просим! Все смотрите! Вот законченные иконы… А вот работы моих итальянских учеников. Приезжают в свои отпуска, живут после Европы без удобств, без горячей воды - и все ради русской иконы! Пожалуйста, можно фотографировать. А хотите завтра на мессу, на католическое Успение… Итальянцы приглашают вместе с ними помолиться. Вам-то в Аргентине католическая традиция известна…

Супруги Беликовы не отказались прийти на мессу. Выстояли до конца недолгую службу, всех высмотрели, все запомнили. Нет, они не возмутились дерзновенным проступком отца Зинона (статья известного ученого С.С. Аверинцева в «Общей газете» так и называлась «Дерзновение отца Зинона»). Не высказали ему сразу своего негодования. Не ушли, наконец, возмущенные и оскорбленные.

Отправились вместе со всеми… пить чай. С медом. Накануне, по-православному, был первый, «медовый» Спас - и монах Павел обносил всех свежим псковским медом.

Естественно, на прощание все трижды облобызались: Православные и католики, русские и итальянцы, псковичи и аргентинцы.

Наивно-блаженно отец Зинон пригласил супругов Беликовых на скорый престольный праздник обители - Преображения Господня. Обещали…

Но вместо этого сели и написали бумагу, которую, без экивоков, теперь можно назвать «просто донос». Я прилагаю ксерокопию этого, уже исторического, письма в Московскую Патриархию. Само собой, ему предшествовал устный донос в Псковскую епархию.

Что было далее - в общем, хорошо известно. Безсрочное запрещение Архимандрита Зинона в священнослужении. Запрещение двум монахам (именно двум, по указке Беликовых) причащаться и носить монашескую одежду. Наконец, изгнание Архимандрита Зинона и всей его общины из Мирожского монастыря.

Прошло 12 лет… Отец Зинон жил в это время в глухой псковской деревне Гверстонь, построил храм, тоже в честь Преображения Господня. В конце 2001 года, что называется через голову Псковского Архиерея, Святейший Патриарх Алексий II своим указом снял прещения с Архимандрита Зинона и двух его монахов.

Вот теперь несколько слов об одном из них, монахе Иоанне.

Он-то и вовсе не был на той католической мессе в честь Успения Божией Матери. Приходил в себя после трехнедельного пребывания в больнице, в которую попал с тяжелейшим приступом бронхиальной астмы. Бывший инженер-майор, инвалид II группы. Еще задолго до перестройки положил партбилет на стол. Преследовали, дверь в квартиру поджигали…

Снова из вашей газетной публикации: «В жизни маленькой Светланы был и другой лагерь… за колючей проволокой… в немецком городе Биттерфельде… со значком OST…»

Так вот, в детстве монаха Иоанна был такой же лагерь за колючей проволокой, в немецко-польском городе Грудзенц. Но в отличие от сообразительных родителей Светланы, ушедших с немцами аж в Аргентину, мать монаха Иоанна (отец воевал, потерял ногу), Галина Рудольфовна, будучи так называемой «фольксдойче» - все же, не раздумывая, поспешила вернуться с восьмилетним сыном и всей угнанной семьей родной сестры - на Родину в Псков.

Им повезло. Они все, включая трехлетнюю двоюродную сестренку Веру, прошли фильтрацию НКВД. Не прошедших - расстреливали на границе. Правда, потом монаха Иоанна, серебряного медалиста, не принимали в Академию, задерживали очередное звание.

Говорю все это не понаслышке. Монах Иоанн, он же Валерий Иванович Ледин, был в миру моим супругом. Он скончался в 2003 году от сердечного приступа, 67 лет от роду.

Впрочем, лично я не имею к Светлане Ивановне и Владимиру Георгиевичу Беликовым никаких претензий. Все мы в Боге свободные люди, и каждый делает свой выбор в жизни.

Только вот не уходит из памяти печальный пример и из моего «пламенного пионерского детства»: Павлик Морозов! Ведь заложил-то не кого-нибудь, а собственного отца…

И еще. А что, если супруги Беликовы не назвали своих отчеств в безсознательной (?) надежде, что так легче запомнить - для молитвы - их имена? Светлана и Владимир. Мы запомнили. Теперь только дать знать отцу Зинону, чтобы и он помолился о них. Уже на Афоне.

С уважением, по поручению бывшей Мирожской общины

Татьяна Дубровская-Ледина.

P.S. Будем благодарны Вам, глубокоуважаемый Антон Евгеньевич, если Вы опубликуете это письмо в Вашей газете.

Из письма Владимира Георгиевича и Светланы Ивановны Беликовых Высокопреосвященнейшему Архиепископу Сергию, Управляющему делами Московского Патриархата (1996 год):

«Совершая паломничество по монастырям, мы по воле Божией оказались в Мирожском монастыре Псковской епархии. Двери старого храма-музея были на замке, но встретившийся нам рабочий объяснил, что Богослужение в монастыре совершается, но не для всех, а только по пропускам, и не ежедневно, а по особым случаям. И в этот день как раз оказался «особый случай».

Вскоре появился и первый увиденный нами монах. Им оказался Архимандрит Зинон, наместник монастыря, который, узнав, что мы издалека, радушно пригласил нас на службу.

Каково же было наше изумление, когда внутри храма мы не увидели ни иконостаса, ни Царских врат, а вместо Православного Богослужения католический священник в сослужении еще двух католиков и Православного Архимандрита Зинона совершали католическую мессу! Помимо нас и служащих в храме находились еще примерно 25 иностранцев, как оказалось позже - итальянцев, учеников иконописца Зинона. В конце мессы - а она была посвящена католическому Успению - вслед за пастором-католиком и Православным Архимандритом все присутствовавшие стали потреблять облатки, обмакнутые в вине, от чего мы, естественно, отказались…

Многие, как и мы, в Зарубежной Церкви мечтают о молитвенном единении с Московским Патриархатом. Но не означает ли это теперь, что наше молитвенное единение могло бы означать молитвенное единение с католиками? Зарубежная Церковь всегда считала и считает это невозможным. А Московская Патриархия? Ее отношение к католицизму изменилось? Она допускает совместное с католиками Богослужение в Православном монастыре? Нам бы хотелось получить определенный ответ на наши недоумения по этому поводу, прежде всего от Священноначалия Русской Православной Церкви».

Впервые имя Архимандрита Зинона я услышал еще в 1987 году. Учился тогда на факультете журналистики Питерского университета, часто ходил на студию документальных фильмов, где в закрытом просмотре еще за год до празднования Тысячелетия Крещения Руси показали только что снятый питерскими кинематографистами фильм «Храм». Одним из его героев был обаятельный молодой иконописец Зинон. С приятной улыбкой говорил он с экрана о «тайне восьмого дня - времени будущего века»… В словах его тогда мы мало что поняли, но само впечатление от этого удивительного иконописца было очень ярким. Мы еще не слышали пастырей, говоривших вот так красиво. «Ему бы джинсы надеть и работать светским художником! Он бы прославился тогда на весь мир…» - восторженно сказала о нем моя сокурсница (ныне известная столичная журналистка). С тех пор стал он для меня личностью «вне критики», ибо первые церковные впечатления наиболее памятны и остры. И тем трагичнее переживалось то, что случилось спустя почти десять лет - его причащение вместе с католиками… Тем более что одним из невольных участников этой драмы стал Архиепископ Псковский и Великолукский (ныне Митрополит) Евсевий, запретивший Зинона в священнослужении. За пять лет до этого, во время пребывания Владыки Евсевия на Самарской кафедре, он дал мне благословение на издание Православной газеты и на работу редактором в «Благовесте».

Мое мнение давно определилось: в тот день, когда Архиепископ Евсевий ЗАПРЕТИЛ Зинона, он, можно сказать, защитил всю Церковь от экуменического натиска «слева». И если бы он этого не сделал, сейчас бы такие же вот совместные католическо-православные мессы совершались бы уже от Москвы до самых до окраин… И не было бы отбоя от охотников в них поучаствовать… И милость Божия проявилась в том, что в тот момент вся эта ситуация оказалась в твердых руках поборника чистоты Православия, каким был и остается Владыка Евсевий. Дрогни он тогда, испугайся целой массы околоцерковных вольнодумцев, сделай вид, что «не заметил» случившегося, - и совсем скоро было бы уже поздно что-либо менять… Но он не дрогнул. И не помогли сторонникам молитвенного общения с католиками даже международный авторитет Архимандрита Зинона, его человеческое обаяние, несомненный талант и несколько искусственная «раскрученность» его имени в светских СМИ… Даже Государственная премия, которую отец Зинон получил как раз накануне этих печальных событий, не помогла. И не могла помочь! Ибо Церковь есть Тело Христово, и Он Сам незримо управляет Ей через наших Архипастырей и пастырей. И потому страшное искушение было преодолено. Что, может быть, раньше «прощалось», «не замечалось» кому-то другому - не такому известному, не такому талантливому и потому не такому влиятельному, не простилось именно ему - в ту пору самому известному иконописцу Русской Церкви! И в этом, если смотреть совсем в глубь, тоже проявилась милость Божия к этому незаурядному человеку. Видно, иные средства вразумления были уже для него невозможны… Не зря же Архиепископ Евсевий в интервью газете «Радонеж» о нем сказал: «Всему виной - гордость». И последующие события показали справедливость этих слов. Архимандрит Зинон под запретом ни в чем не раскаялся. А в одном интервью честно сказал: «К церковным таинствам без веры не приступают. Меня понуждают к раскаянию. Раскаянью в чем? В том, что я причастился Тела и Крови Христовых. Каяться в этом я не могу». Что в переводе на простой язык означает: католические таинства отец Зинон считает столь же благодатными и спасительными, как и Православные. И никакой особой разницы между ними не видит. Свои высокоумные убеждения, поддерживаемые целым хором поклонников, в ту пору ему оказались дороже канонов Церкви.

«А хотите завтра на мессу, на католическое Успение… Итальянцы приглашают вместе с ними помолиться». Давайте обратим внимание на эти как будто такие «легкие» слова Архимандрита Зинона. Говорит он о латинской мессе в древнем Православном монастыре как о чем-то естественном, всем понятном. И более того, не он католиков приглашает на Православное Богослужение, а они его - на свое, словно не отец Зинон, а падре Романо Скальфи из Италии уже здесь наместник… Оно понятно, кто платит, тот заказывает музыку (ведь во многом на деньги итальянских учеников-католиков содержал свою иконописную школу отец Зинон) - но это так в миру. А здесь, в стенах древнего монастыря! Возле старинного Псковского Кремля, который несколько веков назад «отразил Литву», который не смогли взять приступом незваные «гости из Ватикана»… Охватывает ощущение, что люди, поверившие Зинону, до сих пор находятся в ослеплении, словно под гипнозом его яркой личности не хотят понять, в какое страшное нечестие оказались втянутыми своим духовным лидером. Ведь в письме нет НИ СЛОВА, хотя бы косвенно осуждающего поступок отца Зинона. Весь гнев и сарказм направлены на тех, кто тогда как мог, как умел отстаивали Православие. По их мнению, виноваты в трагедии и Беликовы, и священноначалие, кто угодно, но только не отец Зинон - он в их глазах исключительно «жертва обстоятельств». Не виноваты и ласковые католики, «смиренно» приехавшие поучиться у русского мастера его дивному ремеслу. А заодно и помолиться в древних стенах русской обители… Что не удалось в XVI веке оголтелым полчищам Стефана Батория, вполне легко удалось в конце ХХ века толерантному падре Романо.

Читаем дальше. «Супруги Беликовы не отказались прийти на мессу. Выстояли до конца недолгую службу… Нет, они не возмутились дерзновенным поступком отца Зинона. Не высказали ему сразу своего негодования». И опять акценты смещаются на противоположные. Им ли, иностранцам, приехавшим во второй раз в Россию, на родину своих предков, устраивать публичный скандал в монастыре, где его наместник благоговейно причащается за мессой вместе с падре Романо? Заметьте, госпожа Дубровская-Ледина ничего не пишет о том, что только супруги Беликовы не приняли участия в «католической евхаристии» в стенах Православного храма. Допускаю, что и она поучаствовала в этом «дерзновенном поступке» - следом за своим ослепленным гордыней (думаю, отец Зинон давно все понял и изменил свое отношение к тому событию!) духовном наставнике. А как изящно, как мило назвала она предательство Православной веры, страшное духовное падение, за которое отлучают от Церкви мирян и лишают сана священников! «Дерзновенный поступок» - это, оказывается, слова известного ученого, филолога и культуролога Сергея Аверинцева. Глубокого, сильного ученого, который, одна лишь странность, посещал одновременно и Православные, и католические храмы. А перед смертью завещал подвергнуть свое тело кремации. Этот его поступок тоже по-своему дерзновенный.

Думаю, понадобился приезд из далекой Аргентины четы Беликовых, чтобы тайное стало явным, чтобы то, что совершалось лишь «для своих», при закрытых дверях, стало известным всему миру. И предательство Православия, совершенное при участии настоятеля и с молчаливого или явного согласия всей «полумонашеской-полумирской» общины при Мирожском монастыре, вышло наружу. Ибо среди россиян не нашлось тогда в Мирожском монастыре ни одного, кто бы почувствовал личную боль за поругание нашей веры, наших святынь, наших церковных канонов. Не нашлось никого, кто бы действительно считал, что решения Церковных Соборов о запрете молитвы с раскольниками и еретиками принимались под благодатным воздействием Духа Святого и не могут быть отменены никакими другими решениями. И если бы не приехавшие на родину престарелые эмигранты, неизвестно, до каких бы масштабов дошло «молитвенное и евхаристическое общение» с щедрыми католиками. Но не попустил Господь. В тот раз - не попустил…

«Наивно-блаженный Зинон (видимо, это «блаженное» состояние посетило его после католического причащения?! - А.Ж.) пригласил супругов Беликовых на скорый престольный праздник обители - Преображения Господня (на этот раз речь шла именно о Православном празднике - А.Ж.) Обещали… Но вместо этого сели и написали бумагу, которую, без экивоков, теперь можно назвать «просто донос».

Ну, доносы-то пишут обычно анонимно, или уж по крайней мере негласно, а тут и имена, и, главное, отчества указаны. Беликовы поступили совершенно правильно и дали нам урок, как грамотно реагировать на всевозможные отрицательные явления церковной жизни. Они не разразились гремучей статьей в светские или даже церковные СМИ (как это сделала вот сейчас Дубровина-Ледина, ибо ничем иным, как попыткой запоздало свести счеты с «идеологическими противниками» ее письмо я считать не могу). Не кинулись с кулаками на католиков и сочувствующих им Православных. Не устроили дешевый скандал со спецэффектами (хлопанье дверьми, таскание за бороды и пр.) А обратились к законным церковным властям. Сначала к местным, а потом - ввиду особой важности случившегося, направили письмо в Московскую Патриархию. И реакция последовала.

«Что было далее - в общем, хорошо известно», - пишет «адвокат» известного иконописца. - Безсрочное запрещение Архимандрита Зинона («До признания своей вины и раскаяния в ней» - уж если быть совсем точными! - А.Ж.). «Впрочем, лично я не имею к Беликовым никаких претензий. Все мы в Боге свободные люди, и каждый делает свой выбор в жизни», - с этими словами автора письма нельзя не согласиться. Жаль, концовка смахивает на пасквиль. И тут она призывает на помощь не кого-нибудь, а самого легендарного пионера Павлика Морозова… Однако лихо закручено! А давайте по существу: Павлик Морозов «сдал» своего дедушку (кстати говоря, не отца) по политическим мотивам (недавно, правда, выяснилось: не все там так однозначно в той истории, - политика была лишь ширмой для более глубинных семейных причин исторического доноса). А тут - Беликовы встали на защиту Православия, церковных канонов, памяти святых Вселенской и Русской Церкви, претерпевших гонения и даже мученичество от рук «латинян». И это называть предательством? Да за такое «предательство» десятки грехов простятся… «Павликами Морозовыми» (да простит нас за такие обобщающие характеристики реальный Павлик, быть может, кровью своей искупивший свое юношеское предательство) оказались те Православные, которым обожаемый пастырь оказался дороже Пастыря-Христа, которым пример авторитетного человека оказался ближе, чем предание и каноны нашей Церкви. Не зря, знать, прошло и у них «пламенное пионерское детство».

Знаю я, что жизнь гораздо сложнее любых схем. Знаю, что боль автора письма - от того, что, быть может, невинно вместе с Зиноном пострадал ее бывший муж, монах Иоанн (тут я не берусь судить, ибо все-таки Жоголев, а не Жеглов, некогда в популярном фильме сказавший: «не бывает наказания без вины». У нас - бывает!). И эта боль не уходит из ее сердца. Знаю и то, как тяжело идти «против течения», против той группы людей, с которыми она сроднилась, сжилась. С которыми вместе впервые почувствовала, «как благ Господь». И потому не осуждаю автора письма. Искренняя боль ее об умершем муже, в монашестве претерпевшем гонение, в любом случае заслуживает снисхождения. Судя по письму - она человек талантливый и по-своему искренний. Но и в обиде, в скорби есть некая грань, перейдя за которую, уже не отличить «борца за правду» от пасквилянта, обличителя - от клеветника… Неблагородно обвинять супругов Беликовых в том, что их родители за них вот так решили судьбу: предпочли изгнание сталинским лагерям, а то и расстрелу. Не всем под силу выдержать те испытания, которые непременно ждали их на родине. История тысяч семей, которые все же вернулись из немецкого плена в Россию, тому подтверждение. Не нам судить людей за такие поступки. Ведь и жизнь в изгнании среди других народов есть уже само по себе наказание. Не из легких.

Много воды утекло с тех пор. Святейший Патриарх Алексий II своим мудрым и милосердным решением снял прещение с Архимандрита Зинона. Владыка Евсевий недавно стал Митрополитом. Архимандрит Зинон расписал Православный Никольский храм в Вене и теперь подвизается на Афоне (где молчаливым напоминанием о «делах давно минувших дней» стоит Ксиропотамский монастырь: купол монастырского храма там десять веков назад рухнул на католиков и Православных, совершавших в нем совместную «экуменическую мессу», наподобие той, мирожской…) Произошло историческое событие - молитвенное воссоединение Русской и Зарубежной Церквей (и неизвестно, случилось бы это объединение, если бы церковные власти наши закрыли глаза на поступок отца Зинона). А Светлана и Владимир Беликовы в этом году побывали в Екатеринбурге в Царские дни, когда отмечалось девяностолетие расстрела Царской Семьи. За эти годы они написали замечательную книгу о духовном смысле русской истории. Их сын служит священником в Сан-Франциско. Не знаю ничего о судьбе падре Романо Скальфи, но, думаю, в Ватикане высоко оценили блестяще проведенную им «мирожскую мессу». И не его вина, что весь замысел в целом с треском провалился… А в Мирожском монастыре молодой монах, показывая мне фрески отца Зинона в том самом храме, где проходила «месса», мудро сказал: «Важно только, чтобы все мы покаялись…» И не было в его словах ни слезливого «умиления», ни твердокаменного равнодушия. Была любовь.

Значит, в истории этой можно ставить точку? Но вместо слов покаяния и прощения от Татьяны Дубровиной-Лединой и от всей их прошлой Мирожской общины через океан в Аргентину несется вслед ушедшим годам как проклятие: «Павлики Морозовы!..» И юный пионер из Екатеринбургской губернии от этого вопля переворачивается в гробу.

И так нужна молитва отца Зинона, чтобы утихомирились страсти, чтобы на место «аргентинского танго» ненависти пришел тихий псковский вальс любви. Мне почему-то думается, что за эти годы отец Зинон стал еще сильнее и ярче. И молитва его после тяжкого испытания стала еще горячее пред Богом. И главное дело у него впереди.

Творения иконописца Зинона, ревнителя древних византийских традиций, известны всему христианскому миру. Иные возносят мастера аж до высот Андрея Рублева...

Встретиться с монахом непросто. Сам он не жалует журналистов, к тому же извечно в «трудах праведных" и в последние годы в основном за границей. Однако нам повезло: накануне Пасхи корреспондентов «Собеседника" мастер пригласил «на леса" –- под своды реставрируемого венского Свято-Николаевского собора, одного из крупнейших православных храмов Западной Европы.

«Мои иконы – для молитвы»

– Думаю, сегодня никому не надо доказывать, что Воскресение Христово полностью изменило весь ход истории, –- говорит монах-иконописец. –- Родилась новая реальность –- Церковь, из которой течет река воды живой и которая подает нам плод Христовой любви –- Евхаристию, таинство, когда верующие христиане под видом хлеба и вина вкушают Тело и Кровь Иисуса Христа и через этот акт взаимной жертвенной любви соединяются непосредственно с самим Богом.

– Вы, как художник, обладаете, по-видимому, каким-то особым взглядом на все эти вещи?

– Я не художник -– я иконописец.

– Есть разница?

– Огромная. То, что я создаю, предназначено не для простого созерцания, а для молитвы. В помощь и облегчение молитвенного соединения с Богом. Поэтому далеко не всегда совпадают взгляды на икону искусствоведа и человека молящегося: узко видеть в ней, скажем, один из видов народного творчества или памятник искусства. Икона являет! Известны случаи, когда во время молитвы перед иконой человек видел живым изображенного на ней. Например, преподобный Силуан Афонский увидел живого Христа на месте его иконы...

– Со всеми иконами возможны подобные чудеса?

– Боюсь, что нет. Посмотрите, что творится в наших храмах сегодня: люди молятся перед чем угодно, церкви наполнены иконами самыми неожиданными и чуждыми. Многие из них и даже целые иконостасы написаны так, что только мешают молитве. Человек должен молиться благодаря иконе, а не вопреки, об этом почему-то порой забывается.

«Троица» не должна быть на конфетах»

– Любой ли художник может стать иконописцем? Что для этого требуется?

– Прежде всего – желание и способности. Но, как и всякому серьезному делу, церковному искусству нужно учиться. Долго, упорно, с полной самоотдачей. Лет пятнадцать потребуется, самое малое. Это если нет предварительной подготовки.

– Диплом художественного училища, как у вас, – плюс бесспорный?

– Минус! С мирским багажом еще дольше придется учиться. Надо избавиться от навыков светского искусства, они сильно мешают. Конечно, нужно изучить много древних икон, сейчас такая возможность есть. Это у древних иконописцев под рукой почти ничего не было, все писали по памяти. Творчество вне живого предания невозможно, а у нас живая традиция церковного искусства пресеклась. Большинство древних икон раскрыто сравнительно недавно. Поэтому сейчас нам приходится проходить тот же путь, которым следовали русские иконописцы после принятия Русью христианства. Образцами им служили византийские иконы, для нас сейчас образец –- всё древнерусское наследие.

– Но согласитесь, что искусство XII века воспринимается в XXI неоднозначно. Не опасаетесь, что современник чего-то все-таки недопоймет?

– Увы, даже многие священнослужители убеждены, что каноническая икона трудна для восприятия простым народом, и ныне в ограду церкви принимается практически все. Сейчас то, что пишется в Москве, например, –- это же чистое безобразие большей частью. Особенно, конечно, «хороша» всем известная продукция церковного комбината «Софрино»...

– Чем же?

– Патриарх Алексий I просил не приносить в храм бумажные цветы, потому что в них нет правды. Еще гораздо раньше митрополит Московский Филарет (Дроздов) говорил, что поддельные камни и поддельные металлы нельзя употреблять в церковном обиходе не потому, что они малоценны, а потому, что заключают в себе ложь. Всякие механические способы воспроизведения икон Церковью не одобряются.

– Техника пришла на помощь иконописцам -– это плохо?

– Техника много вреда принесла церковному искусству. Я заметил, что люди приходят в Третьяковскую галерею, скользят по бесценной «Троице» Андрея Рублева вполне равнодушным взглядом и ничего особого в ней не видят. Уж настолько примелькалась эта икона... «Спасибо» техническому прогрессу. И на марках почтовых, и на открытках, и даже на конфетных коробках –- повсюду тиражируется великое церковное творение. Грустно это...

– С другой стороны, далеко не каждый приход может позволить себе рукотворные иконы. Не редкость, когда где-то в глубинке люди вместо иконы используют цветную фотографию. Не от хорошей жизни, понятно, но что делать?

– Известный русский иконописец и богослов Леонид Александрович Успенский убедительно объясняет, почему цветная фотография не может быть применена в церковном обиходе: она только имитирует цвет, тогда как собственного цвета не имеет. Потому употреблять цветные фотографии в качестве икон не следует. Икона должна свидетельствовать об истине, а мы вводим элемент лжи туда, где ее по определению быть не может.

– У вас есть ученики?

«Деньги и святость -– разные вещи»

– Почему у вас нет учеников?

– Да как вам объяснить... Приходят ко мне так называемые ученики, в глазах лихорадочный блеск: хотят постичь тайны иконописи, да как можно быстрее. Для чего? Да чтобы тут же начать зарабатывать большие деньги. Такие покрутятся два-три месяца возле меня, уедут куда-то, потом глядишь –- у них уже самостоятельные заказы, а зарабатывают так, что мне и не снилось. Ко мне же дорогу забыли. Посмотрел я на это и однажды решил: всё, хватит! Не надо мне больше никаких учеников. Толку от таких все равно не будет.

– Есть противоречие между «большими деньгами» и творчеством иконописца? Сами-то как относитесь к деньгам?

– Никак. У меня всегда были деньги, потому что потребности небольшие. Многие мне попросту ничего не платили. Никаких гонораров я, как правило, не получаю. Сколько дают, столько беру. В монастыре и вовсе бесплатно писал, потому что жил там на всем готовом.

– И вам неважно, кто обращается: олигарх-нефтяник или полунищий приход с просьбой написать иконостас в храме?

– Ну, если я знаю, что люди бедные, то могу и просто так написать. Но вот приходят некоторые, просят сделать нечто достойное, а предлагают за работу копейки... Я соглашаюсь, а потом смотрю: ба, да у этого священника автомобиль-иномарка в несколько десятков тысяч долларов ценой!.. Вот и задумываешься над природой людской –- на что деньги жалеют, а на что нет. Машина лет через пять превратится в кучу негодного железа, а на иконостас –- это же на века! –- денег, получается, нет... Странно мне это.

– И как поступаете в таких случаях?

– Работаю. А как отказаться: найдут какого-нибудь мазилу, он храм испортит. Сплошь и рядом сегодня можно увидеть такое «творчество»: иконописью назвать нельзя, а выбрасывать на помойку ведь грешно... Материальная сторона в нашем деле не главное. А если ты к тому же иконописец... Времена всегда непростые. Нужно держать себя в рамках, законов Божьих не нарушать. Все, что надо, придет. Непременно.

в миру Владимир Михайлович Теодор (1953) – модернист, экуменист, представитель модернистского « «.

Иконописец. Учась на втором курсе Одесского художественного училища, стал копировать иконы. Возглавлял иконописные работы в Свято-Даниловом монастыре во время подготовки к празднованию 1000-летия Крещения Руси. Работал в Пскове, в Ново-Валаамском монастыре в Финляндии, в Шеветоньском монастыре в Бельгии. В середине 90-х гг. возглавил иконописную мастерскую в Спасо-Мирожском монастыре в Псковской епархии.

Сторонник обновленческих изменений Православного Богослужения, замены церковнославянского языка в Богослужении. Подписал с призывом к дискуссии по вопросу богослужебного уклада.

архимандрит Зинон (Теодор) и о. Георгий Чистяков

15 августа 1996 г. в день католического Успения Божией Матери по благословению о.З. в Спасо-Мирожском монастыре была отслужена месса католическим священником Романо Скальфи, за которой причастился о.З. и некоторые братия монастыря. Свидетелями совершения католической литургии в православном монастыре стали прихожане Русской Зарубежной Церкви из Аргентины — Беликовы Владимир Георгиевич и Светлана Ивановна.

После разразившегося скандала на о.З. и братию были наложены дисциплинарные прещения (Указ архиепископа Псковского и Великолукского Евсевия о запрещении в священнослужении о.З. от 28 ноября 1996 г.). Тем же указом запрещенному архимандриту сообщается, что клириком Псковской епархии он больше не является.

О. З. покинул монастырь и проживал со своими единомышленниками в деревне Гверстонь на границе с Эстонией.

В феврале 2002 г. с о.З. сняты все дисциплинарные прещения (запрет на священническое служение).

Летом 2005 г. о.З. выехал в Австрию. В 2006-2008 гг. под его руководством выполнены росписи Николаевского собора в Вене. В 2008 г. о.З. работал в греческом монастыре Симонопетра на Афоне, где расписывал храм.

Лауреат Государственной премии 1995 г.

Цитаты

Ив Аман - наверно, вы его знаете, он близок с отцом Александром (Менем), и в своей книге ещё в самом начале 90-х годов он отца Александра называет пророком, апостолом и мучеником, и это очень верное определение и характеристика его миссии в этом мире. Мне кажется, что христианство современным людям надо проповедовать именно так, таким языком. Потом, отец Александр - это явление совершенно уникальное и выдающееся. Это был титан. Я его очень почитаю и надеюсь, что придёт время, когда он будет причислен к лику святых. Вот для меня две таких фигуры - это Мать Мария Скобцова и отец Александр Мень.

Источники

Карелина А. Возвращение печорского затворника: Снят запрет на служение известного монаха-иконописца // НГ Религии. Москва. 2002 . № 1 (96)

Храм на месте гибели протоиерея Александра Меня / alexandrmen.ru

Конечно, говоря об иконе XXI века и о становлении современной иконописной традиции, мы никак не можем обойти имя архимандрита Зинона (Теодора). Мы о нем вспоминали и в беседе об иконе в советское время, потому он одним из первых начал работать, еще в начале 1970-х годов. Многие современные мастера у него учились или работали вместе с ним, например, в Даниловом монастыре, или приезжали к нему на консультацию, когда он жил в Печерах. Этот мастер работает активно и сегодня. Дай Бог ему здоровья, чтобы он работал и впредь.

Если мы говорим о традиции рубежа веков, мне хотелось бы выявить в его творчестве несколько тенденций, проявившихся именно в это время. Отец Зинон был одним из первых, кто вывел русскую икону на международный уровень. Его уже в начале 90-х стали приглашать в разные страны. Вслед за ним и другие стали ездить и преподавать иконопись в разных странах. Сегодня уже по всему миру устраиваются иконописные курсы.

Икона - емкое искусство, через нее легко рассказать о православии. Простого человека, может быть, не так интересуют тонкости догматики или сложности богословия, но красота, которая явлена в иконе, мало кого оставляет равнодушным. В самом начале 1990-х годов отца Зинона пригласили расписывать Валаамский монастырь в Финляндии, затем он работал во Францию, Италии, Бельгии. В конце концов, было решено, что, раз существует большой интерес к иконе, нужно организовать под руководством архимандрита Зинона международную школу, такой международный иконописный центр, и для этого ему был отдан Мирожский монастырь в Пскове.

Древний Мирожский монастырь с его прекрасным храмом XII века с фресками греческих мастеров. Храм этот принадлежит музею, и он неприкосновенный. Конечно, никто из современных иконописцев и не посягает на него. А вот надвратная церковь св. Стефана Первомученика была отдана как раз иконописцам, должен был строиться новый корпус с современным оборудованием, под него уже были найдены международные средства. Но судьба этой школы была печальна. В 1994-м, если не ошибаюсь, этот монастырь был отдан Церкви, а в 1997 году архимандрит Зинон был оттуда изгнан правящим архиереем Евсевием за то, что дал возможность служить католикам, которые приезжали туда учиться, на праздник Успения в неосвященном храме.

Мы не готовы, видимо, к тому, чтобы устанавливать такие серьезные связи с нашими братьями на Западе. Тем не менее, в монастыре остался замечательный иконостас, который создан архимандритом Зиноном. Это каменный иконостас в Стефановском храме построен по типу византийских каменных тут темплонов, отец Зинон написал здесь замечательные иконы в ранневизантийском стиле. В тот период он очень ориентировался на раннюю Византию, на традиции первого тысячелетия. Это традиция, которая близка и западным нашим братьям, и для Руси была основой.

Например, образ Христа Ника — необычный, пришедший к нам из VI века. И рядом прекрасная и нежная Богородица. И вторым рядом — круглые медальоны с образами святых. Святой Стефан, святой Исаак Сирин и еще ряд святых. Такой скромный, аскетичный, настойщий монашеский иконостас. Братия этого монастыря составляла человек пять-шесть, но все они были либо иконописцами, либо теми, кто делает доски, в общем связаны были с иконописным искусством. Предполагалось, что этот монастырь будет служить развитию иконописной традиции. Увы, не получилось.

А вот еще один интересный пример творчества о. Зинона: «Беседа Пушкина и митрополита Филарета». Это не икона, а миниатюра. Не знаю, можно ли создать такую икону? Отец Зинон создал ряд миниатюр для жития митрополита Филарета (Дроздова). Все помнят известную поэтическую переписку митрополита Филарета и Пушкина, когда он ответил на знаменитое стихотворение «Дар напрасный, дар случайный, жизнь, зачем ты мне дана…». И мы видим тут интересное решение этого эпизода. Как вообще рождаются современные иконографии? Они не рождаются «от ветра головы своея», когда этим занимается человек, овладевший иконописным языком и свободно говорящий на нем. А иконописный язык - это сложнейший язык! Для иконописца просто перерисовать древнюю икону - это все равно, что переписать текст с другого языка, если вы копируете текст, но не понимаете его содержания, он не будет вашим высказыванием, и ошибки тут неизбежны. А в этой миниатюре хорошо видно, что, мастерски владея иконописным языком, архимандрит Зинон выстраивает новую иконографию совершенно в традиции византийской миниатюры.

Если вы посмотрите на миниатюры Минология императора Василия Второго (а он ориентировался именно на этот памятник), то увидите там подобные миниатюры, например беседа Иоанна Дамаскина и Космы Маюмского, они также сидят и беседуют между собой. У каждого из них какие-то атрибуты их творчества, они ведь гимнографы. Вот и на миниатюре отца Зинона мы тоже видим святителя Церкви, прославленного в лике святых, поэтому у него нимб, а Пушкин — признанный поэт, у него золотой лавровый венец, он увенчан земной славой. И здесь иконописец ничем не прегрешает против канонов. В руках у Филарета книга, он учитель Церкви, он переводил Новый Завет. В руках у Пушкина лира, «Я лиру посвятил народу своему…».

И тут иконописец не прегрешает против иконописной традиции. У Филарета учительский жест, он учит, собственно говоря, свою проповедь, свое учительство он и зашифровал в своем стихотворном ответе поэту. У Пушкина же слушающий жест, он внимает митрополиту. В одном из вариантов его стихотворения были такие строки: «И внемлет лире Филарета в священном трепете поэт…». Потом он эту ассоциацию убрал, оставив: «И внемлет лире серафима в священном трепете поэт». Мне кажется, это очень интересно. В какой-то мере мы с вами тут прослеживаем кухню современного иконописца и вдумчивого богослова, каким является архимандрит Зинон. Кстати, именно в это время рождаются его «Беседы иконописца», небольшая книжечка, выдерживавшая несколько изданий. Из «Бесед» отца Зинона хорошо видно, что он и богослов, и философ. Очень интересный, во многом спорный, конечно, с ним можно не соглашаться, но он и не утверждает, что он истина в последней инстанции, он размышляет.

Вот еще одна его икона, написанная приблизительно в это же время для православного монастыря в Бюсси, во Франции.

А эта икона святого Максимилиана Кольбе, католического польского святого ХХ века. Отец Зинон пишет образы и православные, и не православные, в этом его свобода. Никто ему не может запретить писать иконы, даже правящий архиерей, который отправил его в запрет. Пять лет отец Зинон был в запрете, но, слава Богу, в 2002 году Святейший патриарх Алексий Второй снял с него все прещения. Я считаю, что свобода иконописца - это необходимое условие для творчества. Многие из иконописцев, о которых я сейчас говорила, писали для западных православных и не православных храмов. Это нормально.

В Бельгии есть Крестовоздвиженский монастырь в местечке Шевтонь, сюда архимандрит Зинон был приглашен работать в середине 90-х. Это интересный монастырь, там два храма - в одном служат латинскую литургию, в другом — византийскую. Византийский храм был расписан еще русскими эмигрантами в 60-х гг., а латинский храм так и стоял нерасписанным. И отец Зинон написал здесь романскую фреску.

Его идея (и она правильная), что возрождение западной иконографии должно идти не через русскую и греческую традиции, а через возрождение собственных традиций, которые были на Западе в средние века. Иконописный канон в первом тысячелетии был общим, при всей разности стилей, это был общий язык неразделенной Церкви. Он был понятен всем от Испании до Грузии. Это был общий язык, понятный всей христианской ойкумене. Стиль мог был разным - утонченным в Константинополе, более гротескным в Испании, с романским вкраплением в Италии и Германии и так далее. И вот отец Зинон создал великолепную фреску в алтаре латинского храма, где Спас Вседержитель в окружении традиционных символов евангелистов, с раннехристианскими символами в орнаменте.

Как эффектно смотрится в перспективе лаконичного храма фреска, написанная русским иконописцем. Второй раз отец Зинон был приглашен в Шевтонь уже в год двухтысячелетнего юбилея христианства, и в нартексе этого же храма он написал образ Небесного Иерусалима, по стилистике уже более близкую к Византии. Это не алтарная часть, и потому здесь он счел возможным написать такой образ. Его свобода владения разными стилями - тоже один из признаков современной традиции. В конце 1980 - начале 1990-х годов была установка на более тесную связь к определенному стилю, но сегодня все меньше говорят о стилистической однородности иконописи, потому что сама традиция - и православного, и вообще христианского искусства - стилистически не однородна. И, конечно, в разных храмах могут быть использованы различные традиции.

Очень показательный пример — храм, который построен отцом Зиноном, вернее по его проекту, в ските, куда он удалился после изгнания из Мирожского монастыря. Это скит в деревне Гверстонь в Псковской области, почти у самой эстонской границы. Что такое скит? Это место уединения и молитвы. Отец Зинон купил (или ему отдали) полуразваленный деревенский дом, который он привел в порядок. На небольшом участке он построил крошечный храм. Мозаику сделал над входом. А внутри храма все очень строго, просто и очень эстетично. Этот храм я считаю выражением одной из современных тенденций, за которой будущее.

Сегодня есть тенденция к декоративизму, мы ее видели у Лавданского, мастерская «Киноварь» делает очень декоративные вещи, красивые, но не везде уместные. А есть поиски выразительности в минимализме. Вот так выглядит идеальный монашеский храм, где все минимально, всего две энкаустические иконы - Богородицы и Спасителя, низкие, аскетичные Царские врата. Это все особенно оживало во время богослужения.

К сожалению, архимандрит Зинон в Гверстони уже не живет, поэтому я говорю в прошлом времени, но там остались два его монаха. Пели здесь всегда знаменным греческим распевом. Интерьер очень соответствует строгой монашеской литургии. Мы в нашей современной церковной жизни больше привыкли к эклектике. Это своего рода церковный постмодерн, когда всё друг на друга наслаивается: в барочном храме ставят иконы, написанные под Рублева, хор поет синодальный партес, священники служат в современной интерпретации. Это наслоение неорганично, но именно это отражает дух нашего времени. Не случайно Бродский говорил, что эстетика - мать этики. От того, как мы понимаем красоту, многое зависит. Здесь же красота продиктована аскетичностью и молитвенностью жизни самого отца Зинона и его монахов.

Руководствуясь желанием идти вглубь церковной традиции, отец Зинон первым начал экспериментировать с древними техниками, стремился писать, как писали ранние христиане. Когда он был запрещен в священстве, он ходил в простой холщевой рубахе, как крестьяне ходили. Ему нельзя было служить, но к нему приезжали служить другие священники. Потому что христианину без литургии жить нельзя. Естественно, его братия не оставляла, но сам он не мог служить пять лет. И все это время он посвятил иконописи. За этот период он сделал так много, сколько он не мог сделать, когда занимался организацией иконописной школы, когда преподавал, учил других. Он невероятно много написал за эти пять лет своего вынужденного затвора. Это человек, который, действительно, видит свое служение в иконописи.

Достаточно взглянуть на один из его рисунков, чтобы понять, какого уровня он мастер. Когда-то давно, отец Зинон сказал такую фразу (это есть в его «Беседах»), что в иконописце художник должен умереть. Это он сказал в самом начале 1990-х годов, когда многие иконописцы только начинали, иные уходили в плакатность, в стилизацию, другие писали вычурно, словом, самовыражались через икону, как могли, пытаясь показать, что они великие мастера. Это было характерно для многих, и тогда он произнес эту фразу, потом ее все цитировали.

Я как-то спросила его: «Отец Зинон, что же вы такое сказали, что теперь все на вас ссылаются, не желая учиться по-настоящему художественному ремеслу? Почему же художник в иконописце должен умереть?». Он посмотрел внимательно и говорит: «Но ведь художником-то надо быть, чтобы он в тебе умер!» Вот это честность и бескомпромиссность мастера. Отец Зинон вообще считает, что раньше пятнадцати лет учебы и постоянной работы человек не может браться за самостоятельную икону. Представляете, какая высокая планка?! По его рисункам видно, что он сам — настоящий художник, потрясающий рисовальщик. И, конечно, он не просто иконописец, а богослов, его «Беседы иконописца» ничуть не устарели.

Еще одна из значительных его работ: иконостас храма преподобного Сергия Радонежского в мемориальном комплексе на месте убийства отца Александра Меня в Семхозе. Это пригород Сергиева Посада. Здесь проходит тропа, которая всегда в народе называлась сергиевской, по ней ходил преподобный Сергий, и сегодня можно пройти из Хотьково в Лавру. Именно на этой тропе был убит 9 сентября 1990 года отец Александр Мень. Сначала здесь поставили небольшую часовню, потом ее сделали храмом, около нее стоит крест, где было совершенно это страшное нападение на батюшку. А потом поставлен и Сергиевский храм, который в 2004 году украсил отец Зинон. Он создал здесь каменный иконостас с фресковыми иконами. Он специально для этого привез псковский камень. Написал образы Христа и Богородицы, святых в византийском стиле.

Но говоря «византийский стиль», мы не имеем в виду, что есть прямой аналог этих образов, хотя часто иконописцы просто берут и копируют византийские образцы. У отца Зинона этого нет, он даже если и смотрит на какой-то образец, то все равно передает его в авторской интерпретации. Просто перекопировать для него не задача. В свое время, в середине 1990-х годов, он сделал прекрасную копию иконы Владимирской Божьей Матери, она была подарена патриарху Алексею Второму. Несколько дней отец Зинон провел в Третьяковской галерее, копируя древний образ. Но все же икона не есть копия, икона есть молитва. И в храме в Семхозе это ярко выражено. Особенно мне нравятся два образа преподобных: Ефрем Сирин и Иоанн Дамаскин, они написаны так, будто мастер знал их лично. Не просто увидел их где-то на иконе, а знал в жизни. Абсолютно живые образы.

В 2006-2008 году под руководством отца Зинона были выполнены росписи Никольского собора в Вене. Тогда венским архиепископом был митрополит Иларион, а они хорошо знакомы, с тех пор как владыка еще юношей приезжал в Печерский монастырь. Он пригласил отца Зинона расписать огромный храм, построенный в конце XIX века, освященный в 1901-м году. Но он не был расписан, был поставлен только васнецовский иконостас. Когда разразилась Первая мировая война, было уже не до росписи, и вот в начале нового века отец Зинон храм этот расписал.

Никольский собор странный: снаружи — русский, а внутри — византийский. Вот так эклектично строили в начале XX века. И византийский стиль с его монументальным размахом очень хорошо лег на стены храма. Но я хотела бы обратить внимание и на нижний храм, где по проекту отца Зинона был создан мраморный иконостас. Здесь замечательный праздничный ряд, который сделан по синайскому образцу на одной доске. С одной стороны, хорошо угадываются образцы, с другой, они переработаны творчески и написаны в абсолютно авторской манере.

В 2008 году архимандрита Зинона пригласили работать на Афон. Греки нашли его в Вене и буквально уговорили приехать к ним и расписать храм в монастыре Симона Петра. Вообще это дорогого стоит. Мы знаем немало случаев, когда киприоты приглашают русских мастеров к себе расписывать храм, но на Кипре (он как мост между Грецией и Европой) всегда работало много иностранных мастеров, в частности, итальянцев, но когда на Афон приглашают русского мастера, то это высшее признание. Отец Зинон расписал небольшой храм в монастыре Симона Петра в характерном для него стиле, тут греки ничего не навязывали. Я считаю, что это великолепная роспись. Здесь как раз видно, что мастер владеет абсолютно свободно этим языком. Тут ни о какой копийности речи не может идти, это абсолютная музыка, свободное творчество внутри византийской традиции.